– Из машины ее взял Смолл, – не задумываясь, ответила она.
Мое сердце подпрыгнуло так же, как и при виде Вулфа, выпячивающего губы. Она вот-вот все выложит! Я тут же взял быка за рога, не оставив ей времени на размышления.
– Куда он ее отнес?
– Наверх. В комнату отца.
– А кто ее унес оттуда?
– Я. В субботу вечером, после визита мистера Андерсона. А в воскресенье полиция искала ее по всему дому.
– И куда вы ее дели?
– Я поехала в Тэрритаун и там, на пароме, выбросила ее посреди реки. Я набила ее камнями.
– Вам повезло, что за вами не следили. Вы, естественно, осмотрели драйвер. Разобрались, как он был устроен?
– Я не осматривала его. У меня было мало времени.
– Не осматривали? Вы хотите сказать, что даже не вытащили и просто не посмотрели на него?
– Нет.
Я так и уставился на нее:
– Я был о вас лучшего мнения. Просто не верю, что вы такая ужасная дура. Нет, вы наверняка обманываете меня.
– Нет. Нет, не обманываю, мистер Гудвин.
Я продолжал таращиться:
– То есть вы так и поступили? И даже не посмотрели на драйвер? Все свалить на женщину! А чем же тогда занимались ваш братец и Брэдфорд? В бильярд играли?
– Они здесь ни при чем, – покачала она головой.
– Но ведь Брэдфорд говорит, что теперь, когда вашего отца нет, ваша мать поправится.
– И что? Если он так полагает… – Она внезапно умолкла. Мне не стоило упоминать ее мать, это снова нагнало на нее тоску. Через минуту она подняла на меня глаза, и впервые за все время я увидел в них слезы. Две слезинки. – Вы хотели, мистер Гудвин, ответной любезности. Вот она.
Что-то, быть может слезы, придавало ей вид храбрящейся маленькой девочки. Я похлопал ее по плечу и сказал:
– Вы молодчина, мисс Барстоу. Больше не буду вам досаждать.
Я прошел в холл, взял свою шляпу и уехал.
И все-таки, размышлял я в «родстере», в который уже раз направляясь по шоссе на юг, остается слишком много «но». При всем уважении к дочерней преданности, при всей симпатии к Саре Барстоу я с удовольствием разложил бы ее у себя на коленях, задрал подол и как следует отшлепал за то, что даже не удосужилась взглянуть на драйвер. Мне пришлось ей поверить, и я действительно ей поверил. Она не сделала этого. Теперь драйвер поминай как звали. Может, при огромном везении да значительном терпении и получилось бы зацепить сумку крюком и вытащить из реки, но это обойдется в сумму гораздо большую, чем Вулф способен выложить. Нет, драйверу можно помахать ручкой. Когда я проезжал через Уайт-Плейнс, меня так и снедало искушение свернуть с шоссе, подкатить к офису окружного прокурора и бросить Андерсону: «Спорю на десятку, что сумка с клюшками вместе с убившим Барстоу драйвером находится на дне Гудзона между Тэрритауном и Найаком». Идея, в принципе, была неплохой, потому что он и вправду мог бы отрядить туда пару лодок и отыскать ее. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, вышло только к лучшему, что я так не поступил.
Ранее я планировал вернуться в Нью-Йорк по другому шоссе, Блуберри-роуд, и просто из любопытства взглянуть на место, где мальчишки наткнулись на тело Карло Маффеи. Не то чтобы я ожидал обнаружить, что убийца оставил там свою булавку для галстука или автомобильный номер, просто подумал, что месту-то хуже от этого не станет. Однако визит к Саре Барстоу отнял какое-то время, а мне надо было позвонить, поэтому я выбрал кратчайшую дорогу.
На Парк-авеню я остановился у аптеки и набрал номер Вулфа. Он звонил в кабинет Брэдфорда еще раз, около половины двенадцатого, но история снова повторилась: слишком занят, чтобы подойти к телефону. Вулф велел мне отправляться к нему. Ну, подумал я, раз он сейчас занят, то, прежде чем мы закончим с ним, забот у него и вовсе будет выше головы. Меньше чем через десять минут я добрался до Шестьдесят девятой улицы и припарковался за углом.
Кабинетом доктор Натаниэль Брэдфорд владел шикарнейшим. Широкая прихожая вместила по ряду древесных папоротников с каждой стороны, а приемная была просторной и роскошной. Лампы, ковры, картины и кресла давали понять – не кричали, а тонко намекали, – что здесь все делается на высшем уровне, в том числе и выписываются счета пациентам. Однако кресла оказались пусты. Девушка в накрахмаленной белой униформе за конторкой в углу сообщила, что доктор Брэдфорд отсутствует. Она как будто даже удивилась, что я не знал этого так же, как должен был бы знать, что Центральный парк начинается за Пятьдесят девятой улицей, и поинтересовалась, не лечился ли я у него раньше. Потом она объяснила, что доктор никогда не показывается у себя в кабинете раньше половины пятого и что принимает он исключительно по записи. Когда я ответил, что именно для этого и хочу его повидать, чтобы записаться на прием, она удивленно подняла брови. Я убрался назад на улицу.