Пока мы жевали, я перешел к четверке Барстоу. По тому, как мальчики отбарабанили всю историю, было несложно догадаться, что они повторяли ее не меньше тысячи раз – Андерсону и Корбетту, конечно же, другим носильщикам, семьям и друзьям во дворе. Они ни разу не запнулись, у них был готов ответ на мельчайшую подробность, и потому я почти распростился с надеждой выудить из них что-нибудь новенькое. Они рисовали эту картину уже так много раз, что теперь могли изобразить ее с закрытыми глазами. Не то чтобы я ожидал чего-нибудь этакого, просто я уже давным-давно усвоил от Вулфа, что монетка обычно закатывается в самый темный угол. Я не услышал никаких достойных упоминания отклонений от версий, изложенных Ларри Барстоу и Мануэлем Кимболлом. Когда сэндвичи и прочее закончились, я понял, что бледный и худой мальчик выдоен досуха, и отправил его назад к распорядителю. Толстяка Майка я чуток придержал, оставшись посидеть с ним под деревом. Была в нем некая сметливость, и он мог кое-что заметить. Например, как вел себя доктор Брэдфорд, когда прибыл на место трагедии у четвертой лунки. Но и здесь мне не перепало ни крошки. Малый лишь припомнил, что доктор совсем запыхался, когда подбежал к остальным, а когда поднялся после осмотра Барстоу, был хотя и бледен, но спокоен.
Я спросил о сумке для клюшек. На этот счет у него не было ни малейших сомнений: он совершенно точно положил ее в автомобиль Барстоу спереди, прислонив к водительскому сиденью.
– Ты, Майк, уверен, был очень взволнован, – предположил я. – Как и любой другой в подобную минуту. Мог ли ты случайно поставить ее в другую машину?
– Нет, сэр. Не мог. Других машин там не было.
– А может, ты положил туда чью-то чужую сумку?
– Не, сэр. Я не тупица. Когда работаешь носильщиком, то учишься с одного взгляда на головки определять, что все клюшки на месте. Когда я ставил сумку в машину, то так и сделал. И помню, что все головки были новые.
– Новые головки?
– Ну да, они все были новые.
– Почему же? Ты имеешь в виду, что Барстоу поменял головки?
– Нет, сэр. Клюшки были новые. Новая сумка с клюшками, которую ему подарила жена.
– Что?!
– Ну да.
Я не хотел его пугать, а потому сорвал травинку и принялся ее жевать.
– Откуда ты знаешь, что его жена подарила ему клюшки?
– Он сам мне сказал.
– И с какой стати он тебе это сказал?
– Ну, когда я подошел к нему, он пожал мне руку и сказал, что рад меня снова видеть, ну, оно и понятно, он был одним из моих малышей в прошлом году…
– Так, ради бога, Майк, подожди-ка минутку. Что значит – он был одним из твоих малышей?
– Это мы так называем, – усмехнулся Майк. – Когда человеку нравится, как мы работаем, и он не хочет брать других, то он наш малыш.
– Понял. Продолжай.
– Значит, он сказал, что рад снова меня видеть. Когда я взял его сумку, то увидел, что там все новенькие «хендерсоны», настоящие. А он сказал, что новые клюшки ему подарила жена на день рождения и ему приятно, что они мне нравятся.
Осталась еще парочка бананов, я протянул ему один, и он принялся его очищать. Я наблюдал за ним, а через минуту спросил:
– Ты знаешь, что Барстоу был убит отравленной иглой, вылетевшей из ручки драйвера?
У него был набит рот, и какое-то время он жевал и глотал, а затем выдавил:
– Знаю, что так говорят.
– А ты что, не веришь в это?
Он покачал головой:
– Пусть сначала покажут.
– Почему?
– Ну… – Он снова откусил банан и проглотил. – Я не верю, что так можно было сделать. Я держал в руках кучу клюшек для гольфа и просто не верю в это.
– Ты скептик, Майк, – усмехнулся я. – Знаешь, что говорит мой шеф? Он говорит, что скептицизм – хорошая сторожевая собака, когда знаешь, когда спускать ее с цепи. Полагаю, когда у Барстоу был день рождения, тебе неизвестно?
Этого он не знал. Я попытался еще закинуть удочку там и сям, но, судя по всему, больше клева в этом пруду ожидать не приходилось. Кроме того, подошло к концу время ланча, стали подтягиваться дневные игроки, и я увидел, что Майк поглядывает на скамейку носильщиков и начинает терять ко мне интерес. Я уже собирался подняться и объявить ему, что пикник закончен, но мальчик меня опередил. Он вдруг одним прыжком вскочил, как на это способны только юные ноги, бросил мне:
– Простите, мистер, но вон тот парень – мой малыш, – и убежал.
Я собрал оберточную бумагу и кожуру от бананов и направился к зданию клуба. Народу вокруг оказалось много больше, чем было утром, и мне в конце концов пришлось послать за старшим стюардом служителя, потому что сам я не мог его найти. Он был занят, однако выкроил время и отвел меня в библиотеку, далее предоставив самому себе. Я пошарил по полкам и через минуту отыскал требуемое – толстый красный справочник «Кто есть кто в Америке». Я обратился к записи, которую уже читал в кабинете Вулфа: «БАРСТОУ, Питер Оливер, писатель, педагог, физик; род. в Чатеме, штат Иллинойс, 9 апреля 1875 г…»