Особое назначение

— Понял.

— Я захвачу кое-какие диапозитивы, пусть Галина увидит, как живут там люди, а твоя студенточка будет переводить с английского. Если в нем смыслит. Усек?

— Ясно, — кивнул Белкин.

— Все, — поднялся со скамьи Гартман. — Разбежались! — И направился к выходу из сада.

Белкин выждал некоторое время, пошел следом, огляделся, увидел спину Гартмана и двинулся в противоположную сторону.

Когда раздался звонок у двери, Галина Прокофьевна Спицына сидела на кухне и плакала. Сегодня ей особенно горько было сознавать, что все эти годы она ни одного дня не прожила для себя, подчиняя всю свою жизнь интересам мужа.

Началось это в тот далекий уже год, когда совсем девчонкой, по первому его зову, бросила она родительский дом и помчалась в дальний гарнизон, где проходил службу Григорий Спицын, только что закончивший училище молодой летчик.

Ее ошеломили дикая красота северного края, не заходящее месяцами солнце и такая же длинная полярная ночь, неприветливое серое море, лепящиеся у подножия сопок домишки, ночи без сна во время полетов мужа, неналаженный быт. Потом, когда все это стало привычным, — новое назначение, недолгие сборы, переезд в Среднюю Азию. И снова надо было привыкать к изнуряющей дневной жаре, к глинобитным мазанкам, кидать на ночь у порога войлочный коврик, чтобы, не дай бог, не заползла гадюка, и опять ночные полеты, гудение самолетных моторов — взлет, посадка, взлет, посадка — и наконец-то утро и белый от пыли дребезжащий автобусик, который привозил летчиков с аэродрома.

Работы по специальности нигде в гарнизонах не находилось — и какая это специальность — год педучилища? Отсиживала часы в библиотеке при клубе, посетителей не было, запирала клуб на висячий замок и бежала домой сготовить хоть какую-нибудь еду. Когда родилась дочь, стало еще трудней, а Гриша по дому не помогал, весь был в своих полетах, ссорился с начальством, доказывал, что ему давно пора пересаживаться на новую машину. Своего добился, стал летать на сверхзвуковых, но опять сцепился с начальством, которое, по его словам, не торопилось повышать ему классность, а таких летчиков, как он, поискать!

Кончилось тем, что его уволили в запас, и опять они кочевали из города в город, из отряда в отряд, но теперь уже гражданской авиации, пока не оказались здесь.

Ну отлетал свое! С кем не бывает? Приобрел вторую специальность, стал электриком, квартиру дали, дочь растет, чего еще надо? Нет! Все не по нему!..

А тут еще появился этот Алик! Какой он Алик? Лысый, живот растет, борода уже седая. Алик! Как вам это нравится? Чем он заворожил Григория, что ему нашептал? И началось!.. Уедем и уедем! Господи, да неужели не наездились за всю жизнь? Куда ехать? Зачем?.. Подал на развод, ушел из дома, комнату где-то снимал, потом объявился, худой, руки дрожат. «Не поедешь, мне одно остается — в петлю!» Как ехать? Куда? «Не твоя забота!» А чья это забота? Ну, я ладно! А дочь? Теперь вот день моего рождения отмечать затеял. А для меня — все равно что поминки!

Галина Прокофьевна вытерла слезы и пошла открывать дверь.

— Поздравляю! — Гартман протянул Галине Прокофьевне три гвоздички, обернутые в мягкую бумагу. — И знакомьтесь. Это — Дорис. Это — Леня. А этот человек вам, наверно, знаком!

И указал на стоящего за их спинами Григория Спицына. Тот невесело усмехнулся и, держа за горлышко бутылку шампанского, прошел в кухню, хлопнул там дверцей холодильника и вернулся обратно уже без бутылки.

— Проходите! — Галина Прокофьевна указала на дверь комнаты. — Рассаживаться у нас особо негде. Можно прямо за стол!

— Прекрасно! — потер руки Гартман и первым прошел в комнату.

— Что же ты шампанское унес, Гриша? — обернулась к мужу Галина Прокофьевна.

— Пусть охладится, — по-хозяйски распорядился Гартман. — Мы вам пока кино покажем!

— Кино? — удивилась Галина Прокофьевна. — Какое еще кино?

— Сейчас увидите! — весело сказал Гартман. — Леня, заряжай и прямо на стену, благо она белая!

Пока Белкин возился с проектором, Дорис оглядела комнату.

Обставлена она была без затей, с неизменной стенкой из полированного дерева. Над стареньким письменным столом висело несколько полок с книгами, и на одной из них стояли выточенные из дюраля модели самолетов. Определить точно, какие они, Дорис не могла, но, судя по всему, это были истребители. Сбоку, на стене, висел потертый шлемофон с ларингами, на столе лежали развернутые карты и линейка, похожая на логарифмическую.

— Все готово! — объявил Белкин.

— Свет! — скомандовал Гартман.

Спицын щелкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту.

Белкин менял в проекторе цветные слайды, и на белой стене возникали дома с непривычно плоскими крышами, стоящие среди виноградников; пестрые зонты пляжей на берегу моря; апельсиновые рощи; шумные улицы городов, заполненные автомашинами всех марок; регулировщик в белом тропическом шлеме; магазины с улыбающимися манекенами за стеклами витрин.