— Хлеб и сало, — моргая слипшимися от снега ресницами, ответила Хельга.
— Давай.
Бычков взял у нее узелок, шагнул к задней дверце «воронка» и протянул узелок Кольке:
— В камеру не бери. Съешь по дороге.
Сел рядом с водителем и сказал:
— Поехали, Костя!..
...Палата в тюремной больнице ничем не отличалась от обычной, если не считать зарешеченных окон, отсутствия пижам у больных и того, что обслуживающий персонал состоял преимущественно из мужчин.
Соседи Тихоньки по четырехместной палате были ходячими, и на время допроса надзиратели вывели их «на перекур», оставив Тихоньку наедине с Коптельцевым и Юрским. В коридоре у дверей дежурил Коля Метистов.
Нога у Тихоньки была в гипсе, закреплена в специальном аппарате, а сам он откинулся на подушку и, нагловато щуря глаза, поглядывал то на сидящего у тумбочки Юрского, то на Коптельцева, который стоял у окна.
— Устал я от вас, начальники. Голова трещит! — сквозь зубы сказал Тихонька. — Прокурору буду жаловаться.
— Врач допрос разрешил, Тихонов, — обернулся от окна Коптельцев. — И ранены вы в ногу, а не в голову.
— Я-то вам в голову метил. Жаль, промахнулся! — скосил на него глаза Тихонька.
— Вам и без того статей хватает, — спокойно ответил Коптельцев. — Одних государственных краж девять.
— Чего, чего? — приподнялся на локте Тихонька. — Это откуда же девять?
— Напомнить? — вмешался в разговор Юрский. — Москва, Харьков, Киев, Ростов-папа, Одесса-мама, Тбилиси, Севастополь. И два ювелирных у нас.
— Севастопольскую беру, — кивнул Тихонька. — Остальные нет!
— Не торгуйся, Тихонька. Бери все чохом! — посоветовал Юрский. — Твоя работа!
— Докажете — возьму, — пожал плечами Тихонька. — У вас висячка, вы и распутывайте.
— Распутаем! — сказал Юрский. — Никуда не денешься. Разборочка твоя, пропильчик в полу тоже. Ну и состав, само собой!
— Состав — что? Химия. А химия — дело темное! — ухмыльнулся Тихонька. — Мимо, начальник! Кроме Севастополя, ничего у вас на меня нет.
— А шесть побегов, Тихонов? — шагнул к койке Коптельцев. — Нападение на конвоира, незаконное владение оружием, перестрелка с работниками милиции. Про краденый реглан я уже не говорю. Но тоже учтется!
— И за то, что малолетку за собой потянул, ответишь! — вставил Юрский.
— Какого еще малолетку? С пацаньем не связываюсь! — огрызнулся Тихонька.
— А Полетайка? — быстро спросил Юрский.
— Не знаю такого! — покачал головой Тихонька. — Групповое шьете? Не проханже, начальник!
— Групповое или нет — для вас уже роли не играет, — присел на табурет Коптельцев. — Статей нахватали выше головы! Так что считайте, ушел ваш поезд, Тихонов.
— Один и поеду, — угрюмо сказал Тихонька. — С собой никого не беру. Нет такой привычки! — Помолчал и добавил: — Полетайку вашего в глаза не видел.
Коптельцев взглянул на Юрского, тот вышел в коридор, тут же вернулся и утвердительно кивнул.
— Давайте! — распорядился Коптельцев.
Юрский распахнул дверь. В палату вошли Полетайка и Бычков.
— Вам предоставляется очная ставка, — сказал Коптельцев. — Знаете вы этого человека, Тихонов?
— Какого человека? — Тихонов смерил глазами Полетайку. — Огольца этого? Не видел никогда.
— Ну-ну... — усмехнулся Коптельцев и обернулся к Кольке: — Знакомы?
— Не-а! — мотнул головой Колька.
Тихонька откинулся на подушку и лениво сказал:
— Кончайте, начальнички. Мне лекарство принимать пора. Режим нарушаю.
— Рано радуетесь, Тихонов, — жестко заметил Коптельцев и обернулся к Бычкову: — Свободны, Виктор Павлович.
Бычков указал Кольке на дверь, тот оглянулся на Тихоньку, но увидев, что он лежит прикрыв глаза, сгорбился и, заложив руки за спину, вышел из палаты. Бычков пошел за ним, а Коптельцев сел на табурет у койки Тихоньки и негромко сказал:
— В Одессе-то вы наследили, Тихонов. И в Ростове тоже. Торопились, видно... Не вытерли насухо. Посмотрите... Вот ваш палец... И здесь тоже... Тут, правда, смазано, но сличить можно. Сказать что-нибудь желаете?
— Послать я вас желаю. Куда подальше! — скрипнул зубами Тихонька и, рванув ворот рубахи так, что обнажилась татуировка на груди, закричал: — Доктора давайте, падлы! Лягаши! Короста на шее! Ненавижу!.. Прокурора требую!
— А-ну тихо! — ровным голосом скомандовал Коптельцев. — Без психа! — И, встав с табурета, так же негромко сказал: — Все тебе будет, Тихонов. И доктор. И прокурор. Все будет! Сполна!
...События последних двух недель не прошли для Коптельцева даром. Утром, на оперативке, он побледнел, стал хватать ртом воздух и сказал осевшим вдруг голосом:
— Ну, топят у нас! Форточку, что ли, откройте...
Потянулся к графину с водой, охнул, грузно поднялся с места, пересел на диван и откинулся на спинку, расстегивая пуговицы гимнастерки.
— Худо, Александр Алексеевич? — встревоженно спросил Юрский.
Коптельцев кивнул и виновато ответил:
— Крепковато прижало.
Юрский выгнал всех из кабинета и послал Бычкова в санчасть за врачом. Тот прибежал, уложил Коптельцева на диван, дал капель, сделал укол, посидел рядом, считая пульс, и хмуро сказал:
— Доиграетесь вы, уважаемый... В больницу надо немедленно!