— Гомер! — развел руками Стрельцов. — Еще рюмку для вдохновения?
— Я и так опьянел, — признался Женька. — Даже спать захотелось!
Стрельцов поставил лампу на окно, вгляделся в темную улицу и обернулся к Горовскому:
— Вот что, юноша бледный... Давайте-ка домой и баиньки!
— Сейчас, Петр Никодимович! Только одну строфу!
— Ну-ну... — Стрельцов опять потер лоб. — В окне кабинета или в столовой? Убей, не помню...
— Это вы мне? — поднял голову Женька.
— Нет, нет!.. Пишите.
Стрельцов взял лампу и опять направился в столовую.
Женька таращил слипавшиеся глаза и бормотал:
Стрельцов вернулся и обеспокоенно сказал:
— Вот что, Евгений Гомерович, я вынужден вас покинуть.
— Еще две строчки! — решил выдержать характер Женька. — Я вас догоню, Петр Никодимович.
— Не забудьте захлопнуть входную дверь.
Стрельцов обмотал шею шарфом и, на ходу надевая студенческую шинель, вышел из комнаты.
Женька откинулся на спинку кресла и сладко зевнул.
— Орлиная стая, в пути вырастая... И нет ей преград на пути!.. Преграды у меня уже были...
Женька засыпал и ничего не мог с собой поделать. Две ночи подряд он дежурил в домовой охране. Подменял заболевшего отца и отбывал свое дежурство. Днем отстаивал очереди за хлебом и пшеном. А теперь еще этот коньяк на голодный желудок!
— Еще минуточку, и я пошел! — уговаривал себя Женька и блаженно закрывал глаза. — Уже иду! — бормотал он и все ниже и ниже сползал со спинки кресла.
Мигнул и погас догоревший огарок свечи. Но Женька этого не видел. Он спал.
Стрельцов спустился по черной лестнице, прошел через двор, осторожно распутал цепь, на которую закрывались ворота, вышел под арку и вгляделся в пустынную улицу. На противоположной стороне он увидел человека, прижавшегося к стене дома, и негромко окликнул:
— Вадим Николаевич!
Заблоцкий быстро пересек дорогу и укрылся под аркой.
— Это ни на что не похоже, Стрельцов! — сказал он сердитым шепотом. — Мы же договаривались, что лампа должна стоять на окне в столовой. А у вас она то в столовой, то в кабинете, то невесть где!
— Виноват... — тоже шепотом оправдывался Стрельцов. — Забыл.
— Такие вещи не забывают!
Заблоцкий протиснулся в узкую щель между створками ворот, по стенке, чтоб не видели из окон, дошел до железного козырька над подъездом, нырнул в дверь и начал торопливо подниматься по крутым ступеням черной лестницы.
— Почему так поздно зажгли лампу? — Заблоцкий снял фуражку и вытер лоб платком.
— Я был не один... — пробормотал Стрельцов.
— Девицы! — пренебрежительно фыркнул Заблоцкий.
— Женя Горовский... Гимназист... Сочинял воззвание к молодежи, — объяснил Стрельцов, и, словно это могло оправдать его в глазах Заблоцкого, добавил: — В стихах!
— Неужели нельзя было отделаться от него раньше? — остановился на площадке третьего этажа Заблоцкий. — А если бы он еще час марал свои вирши?
— Как-то неловко было... — возился с ключами Стрельцов.
— Сказал бы я вам, что ловко, а что нет! — отстранил его Заблоцкий и первым вошел в кухню.
— Я принесу свечу, — шагнул следом за ним Стрельцов.
— Не надо.
Заблоцкий вынул из кармана коробок и, одну за другой зажигая спички, прошел коридором, потом, через кабинет, в столовую.
— Там прохладно, Вадим Николаевич, — предупредил Стрельцов.
— Это прибавит вам бодрости, — съязвил Заблоцкий.
Он подошел к окну, передвинул лампу на середину и вывернул поярче фитиль.
— Вы кого-нибудь ждете, Вадим Николаевич? — осторожно спросил Стрельцов.
— Я никогда никого не жду, — жестко сказал Заблоцкий. — Если меня не вынуждают делать это! За оружием приходили?
— Нет. Никого не было. — Стрельцов даже не скрывал своего страха. — А если вдруг обыск? Я боюсь, Вадим Николаевич!
— Пейте валерьянку, — посоветовал Заблоцкий. — Винтовки спрятали?
— Да.
— Где?
— В ванне.
— Идиотство!
— Но туда не заходят, Вадим Николаевич!
— Зайдут, — пообещал Заблоцкий. — И перепрятывать будет уже поздно.
В дверь черного хода постучали.
— Не открывайте! — приказал Заблоцкий и прислушался.
В дверь постучали еще раз. Осторожно, но настойчиво. Стук был условным: три раза подряд и два с перерывом.
— Дайте лампу.
Заблоцкий взял из рук Стрельцова лампу, быстро прошел через кабинет и вышел в коридор.
Стрельцов заторопился за ним, задел в темноте вазу, и она с грохотом полетела на пол.
— Что там у вас, Стрельцов? — крикнул из коридора Заблоцкий.
— Фамильный фарфор, Вадим Николаевич, — отозвался Стрельцов. — Ваза и еще что-то... Вдребезги!
Женька заворочался во сне, но Стрельцов уже шел по коридору к кухне.