Особое назначение

Болтался на железной пике полуоторванный золоченый крендель над закрытой булочной. У керосиновой лавки стояла понурая очередь. На спинах и рукавах мелом были написаны номера. За пыльными окнами трактира с облупленной вывеской «Не рыдай» подозрительные личности в офицерских френчах со споротыми погонами наливали какую-то бурую жидкость из пузатых чайников в граненые стаканы. Выпив, они морщились и быстро что-то жевали. В чахлом садике молчаливые люди потряхивали солдатским бязевым бельем, плюшевыми портьерами, поднимали над головой пакетики с сахарином. На деньги здесь не продавали ничего. Только меняли. На хлеб. Или на муку. Или на соль, на спички, на керосин.

— А ну, посторонись! — послышался чей-то негромкий властный голос. — Посторонись!..

Прямо по мостовой два человека, один в гимнастерке, другой в потертой кожанке, вели под дулами наганов жилистого человека в нательной рубахе, защитного цвета бриджах, высоких начищенных сапогах. Коротко стриженные волосы поблескивали сединой, прищуренные глаза буравили толпу на барахолке. Увидев гладко причесанную женщину с тонкими поджатыми губами, одетую, несмотря на жару, во все черное, он резко отвернулся, так что жилы на его шее набухли, и пошел быстрее. Один из конвойных оглянулся, но женщины в толпе уже не было. Арестованный прошел мимо Степана, и тот услышал, как цокают каблуки его сапог по булыжной мостовой.

«Подковки у него там, что ли?» — подумал Степан, поглядел вслед арестованному и двинулся дальше.

Сапоги у офицера были с подковками. Но под ними обнаружили при обыске шифровку. Бились над ней в Чека долго, потому что донесение оказалось написанным по-английски, адресованным генеральному консулу Великобритании в Гельсингфорсе, содержало важнейшие сведения секретного характера и указывало на то, что в Петрограде существует и активно действует подпольная белогвардейская организация.

Донесение было подписано одним словом: «Леди».

Ничего этого Степан знать не мог и, не вспоминая больше про арестованного офицера (мало ли их водили тогда в Чека!), неторопливо шел по проспекту. У трехэтажного особняка коммерческого училища он остановился. Из ворот училища вывалилась толпа подростков — одни в аккуратных кителечках с блестящими пуговицами, другие в гимназической форме и просто в рубахах с открытым воротом, а девушки в блузках и соломенных шляпках с твердыми полями. Над толпой колыхалось голубое знамя. Впереди шагал высокий светловолосый студент в черной косоворотке и распахнутой тужурке. За ним шли Женька Горовский, девушка с длинной косой, в форменном платье с белым передничком, Кузьма и еще несколько рабочего вида пареньков в сатиновых рубашках и сапогах.

— В колонну, товарищи! — картинно раскинул руки шедший впереди студент. — В колонну!

Две девчушки, остановившиеся возле Степана, восторженно зашептали: «Стрельцов! Сам Стрельцов!»

Толпа начала выравниваться, над головами появились плакаты. «Молодежь вне партии!» — было написано на одном. «Добро, Братство, Просвещение!» — на другом.

Степан вложил два пальца в рот и свистнул. Девчушки ойкнули и зажали уши ладошками. Кузьма обернулся. Степан крикнул ему:

— Христос воскрес!

Даже отсюда было видно, как покраснели у Кузьмы уши и шея.

— Пошли, товарищи! — скомандовал Стрельцов и широко зашагал по булыжной мостовой.

Колонна двинулась за ним.

Степан сплюнул подсолнечную шелуху и свернул за угол к райкому. А женщина в темном остановила извозчичью пролетку у одного из доходных домов на канале, расплатилась, дождалась, когда пролетка отъедет, и, быстро поднявшись на четвертый этаж, дернула за ручку колокольчика. Сначала два раза подряд, потом еще два раза, но уже с остановками. Дверь ей открыл человек в очках, с небольшой бородкой, в домашней куртке верблюжьей шерсти.

— Надежда Яковлевна! Вы? — удивился он.

— Муза Петровна, — поправила его женщина и через плечо человека с бородкой оглядела коридор.

— Да, да... Простите... — Нервным движением человек снял и опять надел очки в металлической оправе. — В квартире мы одни. Что случилось?

— Арестован ротмистр, — негромко сказала женщина и еще плотней сжала губы. — Сообщите нашим друзьям на набережной. Это надо сделать срочно, Вадим Николаевич.

— Он шел на ту сторону? — встревоженно спросил человек.

— Да. С шифровкой. — Женщина взглянула на него и поморщилась: — И прекратите нервничать! Это не провал. Арест случайный. Не медлите, пожалуйста.

— Хорошо.

Человек с бородкой выглянул на лестницу и кивнул женщине.

— До свидания, — сухо сказала она и вышла.

Вадим Николаевич все так же нервно поправил очки, прошел в комнату, надел коломянковый пиджак, повязал узкий мягкий галстук, проверил, в кармане ли документы, и снял телефонную трубку.

...У гранитного парапета набережной стоял человек в легком сером костюме. Чуть сощурясь, он смотрел, как Золотится под солнцем шпиль Петропавловки на противоположном берегу Невы.

Вадим Николаевич остановился неподалеку и негромко сказал:

— Просили передать, что ротмистр арестован.

— Меняйте явки, — твердо выговаривая слова, ответил человек. — У вас надежные документы?