Особое назначение

Степан только головой мотнул — так жалко вдруг стало ему Глашу — и, злясь на себя за эту ненужную, как ему казалось, жалость, рассвирепел окончательно, схватил Женьку за ворот рубахи, притянул к себе и, заглядывая в Женькины растерянные глаза, заговорил коротко и резко, будто камни кидал:

— Ты что тут про Россию стрекотал? Светлое завтра, добро, братство! А что сегодня делается, ты знаешь? Контра жмет! А ты что сулишь? По театрам ходить, игры какие-то придумывать... Ты кто есть? Скаут? Юк?

— Союз учащихся, — с трудом выговорил Женька.

— Нет такого союза! — закричал Степан и оттолкнул Женьку так, что тот стукнулся затылком о дверь лабаза.

— Есть! — подбирая фуражку, крикнул в ответ Женька.

— Развелось вас... как вшей! — зло выругался Степан и оглянулся на очередь у булочной.

Санька нетерпеливо топтался за его спиной, и лицо у него было такое, что Женьке стало ясно: сейчас будут бить.

— Степан! — крикнула из очереди женщина в темном платке. — Ну-ка, иди сюда!

Степан передернул плечом и шагнул к Женьке.

— Кому сказано!.. — Женщина в платке вышла из очереди и направилась к Степану.

— Проваливай, пока цел! — процедил сквозь зубы Степан. — Я сегодня злой.

— Грубо! — Женька выбил фуражку о колено. — Грубо и неубедительно!

Степан оглянулся на подходившую мать и почти ласково сказал:

— В другой раз будет убедительно. Это я тебе обещаю.

Женька пожал плечами, надел фуражку, повернулся к Кузьме:

— Идемте, товарищ Кузьма!

Кузьма, стараясь не смотреть в колючие глаза Степана, пробормотал:

— Пойду... Посмотрю, что там у них... Может, на работу пристроят..

— По дешевке купили? — задохнулся Санька. — Эх ты!..

— Никто меня не покупал... — затравленно оглянулся Кузьма. — Я учиться хочу. На механика. У меня руки по инструменту скучают. Я каждое утро просыпаюсь и гудка жду. А он не гудит! Куда податься?..

Он подождал ответа, махнул рукой и пошел за Женькой, все убыстряя шаг. Степан и Санька молча смотрели ему вслед. Потом Степан сказал:

— Ладно... Я с этим механиком еще на узенькой дорожке встречусь... — Увидел подошедшую мать и нахмурился, а та спросила:

— Бить, что ли, будешь?

— Еще как! — кивнул Степан.

— Ну а дальше?

— Чего дальше? — исподлобья взглянул на нее Степан.

— Что ты ему кулаками докажешь: — Она покачала головой и усмехнулась: — Больно у тебя все просто. Чуть не по-твоему — бей! И в кого ты такой? Отец вроде тихим был...

— Вот и заездили! — буркнул Степан и оглянулся на Саньку: не любил, чтобы его домашние разговоры слушали посторонние.

Но Санька сидел на тумбе и посматривал в ту сторону, куда ушли Кузьма с Женькой. Степан свистнул. Санька встрепенулся и вскочил с тумбы.

— Пошли! — коротко сказал Степан.

— Теперь не догнать! — с укором посмотрел на него Санька. — И народу на тех улицах..

— Домой пошли, — прервал его Степан и поддернул штаны. — Ты, маманя, тоже налаживайся. Нечего тут стенки подпирать!

— А хлеб? — недоуменно глядела на него мать.

— Не привезут, — отрезал Степан. — Время вышло.

— Нет уж, я постою... — вздохнула мать. — Дома-то ни крошки.

— Стой, если охота! — пожал плечами Степан и вразвалку пошел по улице.

Санька вприпрыжку бежал рядом...

Степан увидел Глашу издали. Она сидела на крыльце барака и, склонив голову к плечу, как-то сбоку, наверно, чтобы не слепило солнце, смотрела вверх, где две ласточки то стригли крыльями над самой крышей, то взлетали ввысь и исчезали в потоках света. Степан потоптался около крыльца и присел на ступеньку подальше от Глаши. Покосился на Саньку, откашлялся и спросил:

— Чего сбежала?

— Смотреть, как ты кулаками машешь? — не оборачиваясь, ответила Глаша. — Больно нужно!

— Никто и не махал! — обрадовался, что она не вспоминает о случившемся, Степан.

— А пуговицу где вырвал? — Глаша коснулась рукой ворота его рубахи.

Степан залился краской и отодвинулся на самый краешек ступеньки. Глаша сбоку посмотрела на него и сказала:

— А у тебя усы растут.

— Какие еще усы?! — растерялся Степан.

— Рыжие! — Глаша легко поднялась и ушла в дом.

Степан подпер языком верхнюю губу и скосил глаза вниз: никаких усов не было. Подошедший Санька с любопытством смотрел на него. Степан поймал его взгляд, опять откашлялся и пробормотал:

— Шалая...

— Кто? — хитро прищурился Санька.

— Да Глаха! — досадливо дернул плечом Степан.

Санька по-прежнему насмешливо щурился, но вместо того, чтобы прикрикнуть на него, Степан отвернулся и попросил:

— Закурить дай.

— Третий раз спрашиваешь, — напомнил Санька.

— Ну и что? — нахмурился Степан. — И пять раз спрошу! Ты в считалки со мной не играй — доиграешься!

— Ты чего? — попятился от него Санька. — Руки чешутся?

— А поди ты... — Степан поискал, что бы такое пнуть ногой, не нашел ничего подходящего, схватил обломок кирпича, с силой запустил через забор. Послушал, как кирпич глухо стукнулся где-то на пустыре, и опять уселся на крыльцо.

— Сам ты шалый! — отошел на безопасное расстояние Санька. — А то... «Глаха, Глаха!..»

— Замолчишь ты?! — привстал с крыльца Степан. Санька метнулся к сараю, взлетел на крышу, поднял за собой лестницу и с победным видом уселся у голубятни.

— Циркач! — усмехнулся Степан.