Ошибка мертвого жокея

Барбер повернулся к ним спиной, чуть улыбаясь. Берти понадобился лишь час, подумал он, всего час в обществе добродушного Джимми с громогласным голосом, чтобы понять: этот человек не сможет доставить по назначению ящик с пятифунтовыми банкнотами.

Барбер быстро допил виски и вышел из бара до того, как Смит и Ричардсон поднялись из-за стола. Этим вечером у него не было никаких дел, но ему ужасно не хотелось обедать с Джимми и Морин.

С тех пор прошло почти два месяца, и последние тридцать два дня Джимми Ричардсон не давал о себе знать.

Потратив на поиски всю вторую половину дня, Барбер так и не напал на след Берта Смита. Его не было ни в ресторанах, ни на ипподромах, ни в галереях, ни в парикмахерских, ни в парных, ни в барах. И никто не видел его уже несколько недель.

Около восьми вечера Барбер добрался до Английского бара в «Плаза-Атене». Он вымок под дождем, устал, в ботинках хлюпала вода, и он чувствовал, что до простуды осталось всего ничего. Оглядев практически пустой зал и с сожалением подумав о деньгах, что потратил на такси, Барбер решил побаловать себя и заказал виски.

Потягивая его, мысленно раз за разом возвращался к тому дню, когда в последний раз видел Джимми. «Я должен был что-то сказать. Но что я мог сказать? Джимми все равно не послушал бы меня… Но я должен был что-то сказать».

У меня дурное предчувствие, Джимми, иди домой… Я видел самолет, терпящий аварию на четвертом прыжке, я видел труп, который египтяне тащили по высохшей траве, Джимми, я видел рубашку и карты, вымаранные в крови.

«Я был о себе слишком высокого мнения, – думал Барбер. – Я ни секунды не сомневался, что Джимми Ричардсон слишком глуп, чтобы ему предложили так много денег. Я не сомневался, что Берт Смит слишком умен, чтобы подрядить Джимми».

Он помнил, как выглядели Джимми и Морин, молодые, улыбающиеся, чуть смущенные, ощущающие собственную значимость, когда в Шривпорте в день свадьбы стояли рядом с полковником Самнерсом, командиром авиаполка. Вспомнил, как едва не столкнулся с самолетом Джимми над Сицилией. Вспомнил, как Джимми приземлился с горящим мотором. Вспомнил, как он пьяным голосом распевал похабные песни в баре Неаполя. Вспомнил, как Джимми, через день после прибытия в Париж, сказал ему: «Это мой город, Европа у меня в крови».

Он допил виски, медленно поднялся по лестнице. Зашел в телефонную будку и позвонил в отель, чтобы узнать, нет ли для него сообщений.

– Мадам Ричардсон звонит вам весь день, – сказал старик с коммутатора. – С четырех часов. Хочет, чтобы вы ей перезвонили.

– Хорошо, – ответил Барбер. – Благодарю. – И уже собрался положить трубку.

– Подождите, подождите! – раздраженно затараторил старик. – Она позвонила час назад и сказала, что уходит из дома. Передала, что до девяти вечера вы сможете найти ее в баре отеля «Беллмен».

– Спасибо, Анри, – еще раз поблагодарил старика Барбер. – Если она позвонит еще раз, скажи, что я уже иду туда.

Отель «Беллмен» находился неподалеку, и он шел не торопясь, несмотря на дождь, – не видел смысла в том, чтобы приближать встречу с Морин Ричардсон.

Добравшись до «Беллмена», Барбер остановился у двери, не испытывая никакого желания открывать ее. Он слишком устал для того, чтобы сидеть с женщиной в баре, сожалел о том, что Морин не смогла отложить встречу на день, но вздохнул и вошел.

Маленький зал заполняли большие, хорошо одетые мужчины, заглянувшие туда, чтобы пропустить по стаканчику-другому перед обедом. Потом он увидел Морин. Она сидела в углу вполоборота к залу, ее старое пальто лежало на спинке стула. Сидела одна, а перед ней, в ведерке со льдом, стояла початая бутылка шампанского.

Барбер направился к ней, бутылка вызывала у него раздражение. «Вот на что она грохнула мои пять тысяч, – подумал он. – Женщины в эти дни тоже сходят с ума».

Он наклонился, поцеловал ее в темечко. Она нервно подпрыгнула, потом улыбнулась, увидев, кто это.

– О, Ллойд… – интимно прошептала она, вскочила, поцеловала, прильнув к нему всем телом. От нее сильно пахло шампанским, и Барберу показалось, что она уже крепко набралась. – Ллойд, Ллойд… – Чуть отстранилась, держа его за руки. Тушь текла от слез, губы дрожали.

– Я пришел, как только мне передали, где ты, – сказал Барбер нарочито деловым тоном, боясь, что Морин на глазах у всех закатит истерику.

Она же все стояла, губы беззвучно двигались, пальцы вцепились в его руки. Не зная, как продолжить, он опустил глаза. Увидел все ту же покрасневшую кожу, неровные ногти… и большое кольцо со сверкающим камнем. Утром, когда она приходила к нему в отель, кольца не было. И он знал, что таких драгоценностей у Морин не было. Чуть ли не в испуге Барбер вскинул голову, думая: «Что она еще затеяла? Во что впуталась?»