И тут же увидел Джимми. Лавируя между столиками, он шел к ним. Широко улыбающийся, похудевший, дочерна загоревший. Казалось, он вернулся из отпуска, проведя месяц на солнечном пляже.
– Привет, дружище! – Голос его гулко разнесся по маленькому залу. – Я опять тебе звонил.
– Он вернулся, – подала голос Морин. – Он вернулся в четыре часа дня. – Она плюхнулась на стул. Что бы там ни произошло во второй половине дня, не оставалось сомнений в том, что Морин снимала стресс, прикладываясь к бутылке. Она сидела, все еще держа Барбера за одну руку, не сводя поблескивающих глаз с мужа.
Джимми хлопнул Барбера по плечу, крепко пожал ему руку.
– Ллойд, старина Ллойд. Гарсон! – рявкнул он. – Еще бокал. Снимай пальто. Садись! Садись!
Барбер снял пальто, медленно сел.
– Добро пожаловать домой. – Он высморкался. Простуда все-таки настигла его.
– Прежде всего я должен тебе кое-что вернуть. – Театральным жестом Джимми сунул руку в карман, вытащил толстенную пачку десятитысячных банкнот, отделил один. – Морин сказала мне, что ты дал ей пять тысяч. Ты настоящий друг, Ллойд. У тебя будет сдача с десятки?
– Не думаю, – ответил Барбер. – Нет.
– Гарсон, – обратился Джимми к официанту, который как раз ставил на стол третий бокал, – разбейте, пожалуйста, на две по пять. – По-французски Джимми говорил с акцентом, от которого морщились даже американцы.
Джимми до краев наполнил три бокала. Чокнулся сначала с Барбером, потом с Морин. Морин смотрела на мужа так, будто видела впервые в жизни и точно знала, что второго такого чуда не увидит до конца своих дней.
– За преступление, – поднял тост Джимми и подмигнул Барберу.
Морин хихикнула.
Они выпили. Шампанское было превосходное.
– Ты с нами обедаешь, – продолжил Джимми. – Только мы. Торжественный обед в честь победы. Только Красотка, я и ты, потому что, если бы не ты… – Он вдруг стал очень серьезным и положил руку на плечо Барбера.
– Да, – кивнул Барбер. Ноги его превратились в две ледышки, мокрые брюки прилипали к голеням, ему снова пришлось высморкаться.
– Красотка показывала тебе кольцо? – спросил Джимми.
– Да, – ответил Барбер.
– Она носит его с шести часов.
Морин подняла руку, посмотрела на кольцо и опять хихикнула.
– Я знаю одно местечко, – тараторил Джимми. – Там подают фазана и лучшее в Париже шампанское.
Официант вернулся, протянул Джимми две пятитысячные. Барбер попытался прикинуть, сколько они весят.
– Если у тебя возникнут проблемы, ты знаешь, к кому обратиться, так? – Джимми протянул одну пятитысячную Барберу.
– Да, – кивнул тот и убрал банкнот в карман.
Он начал чихать и через десять минут сказал, что просит прощения, но не может продолжать веселиться с такой простудой. И Джимми, и Морин уговаривали его остаться, но он видел, что без него им будет куда лучше.
Барбер допил второй бокал, сказал, что будет на связи, и вышел из бара, чувствуя, как хлюпает вода в ботинках. Ему хотелось есть, он не отказался бы от фазана, и простуда не так уж донимала его, пусть и из носа все время текло. Но он знал, что не сможет весь вечер сидеть рядом с Морин и Джимми и наблюдать, с какой любовью они смотрят друг на друга.
В отель он вернулся пешком, уже достаточно накатавшись на такси, поднялся в свой номер и в темноте, не снимая пальто, уселся на краешек кровати.
«Пора мне выметаться отсюда, – подумал он, вытерев мокрый нос тыльной стороной ладони. – На этом континенте я чужой».
Неслышные голоса
Хьюго Плейс был обыкновенным американским парнем: женат, вес двести тридцать пять фунтов, румянец во всю щеку, сломанный нос, пять прекрасных вставных передних зубов и шрам с шестьюдесятью тремя швами на правой ноге, оставшийся после того, как врачи основательно потрудились над его коленной чашечкой. Тесть Хьюго владел процветающим страховым агентством, в котором всегда – причем, по словам тестя, чем скорее, тем лучше, – для него нашлось бы место. После столкновения на поле в один холодный воскресный полдень прошлого года в Грин-Бей, штат Висконсин, Хьюго стал глохнуть на левое ухо. Он был профессиональным футболистом[9] и играл в защите, а центральный трехчетвертной обычно – а в Грин-Бей обязательно – получает достаточно синяков и шишек.