Ошибка мертвого жокея

Пройдя в гостиную, он тяжело опустился в кресло. Ему было холодно. Он с ужасом думал о том, как дожить до понедельника.

1949

Питер Второй

Был субботний вечер, и люди уже с час убивали друг друга на маленьком экране. Полицейских пристреливали при исполнении служебных обязанностей, гангстеров сбрасывали с крыш, пожилую даму медленно, но верно травили, чтобы добраться до ее драгоценностей, а убийцу в конце концов вычислили – спасибо частному детективу – и отдали под суд. Храбрые безоружные актеры бросались на злодеев с револьверами сорок пятого калибра, инженю в последний момент спасали от, казалось, неминуемой смерти.

Питер сидел в большом кресле перед экраном, закинув ноги на подлокотник, и ел виноград. Матери не было, поэтому виноград он ел с косточками, критически глядя на бесконечный поток насилия, льющийся с экрана. Будь мать рядом, в воздухе бы витал страх аппендицита, и она бы внимательно следила за тем, чтобы каждая косточка покинула его рот и проследовала в пепельницу. Будь мать рядом, ему пришлось бы выслушать не одну маленькую лекцию о пагубном влиянии телевидения на юные души, а каналы менялись бы с калейдоскопической быстротой в поисках того единственного, который мог научить хоть чему-то полезному. Но Питер пребывал в гордом одиночестве, а потому бодрствовал в одиннадцать вечера, разгрызал виноградные косточки, а то и проглатывал их целиком, наслаждаясь экранными воплями и свободой пустынного дома. Во время рекламных пауз Питер закрывал глаза и представлял, как швыряет бутылки в здоровенных небритых мужчин с пистолетами и медленно крадется по темным лестницам к двери, за которой ждет Босс с большущим револьвером в наплечной кобуре, выпирающей из-под полосатого пиджака.

Питеру тринадцать лет. В его классе еще три мальчика с таким же именем, поэтому учитель истории – по мнению Питера, очень забавный человек – прозвал их Питером Первым, Питером Вторым (он-то и ест виноград с косточками), Питером Третьим и Питером Великим. Питером Великим, конечно же, назвали самого маленького. Он весил всего шестьдесят два фунта, носил очки, а в игру его брали последним. Класс всегда смеялся, когда учитель истории обращался к Питеру Великому. Питер Второй смеялся вместе со всеми, хотя и не находил в этом ничего смешного.

Двумя неделями раньше он здорово помог Питеру Великому, и теперь они считались друзьями. Все Питеры могли считаться друзьями благодаря этому шутнику, учителю истории. Пусть и не настоящими друзьями, но по крайней мере у них было что-то общее, чем не могли похвастаться остальные ребята. Им это, возможно, не нравилось, но деваться было некуда, и они чувствовали ответственность друг за друга. Поэтому две недели назад, когда Чарли Блейсделл, который весил добрых сто двадцать фунтов, на перемене сорвал с головы Питера Великого фуражку и начал дурачиться, а по лицу Питера Великого чувствовалось, что тот сейчас заплачет, он, Питер Второй, вырвал фуражку из рук Блейсделла и отдал Питеру Великому. Конечно, началась драка, и Питер подумал, что потерпит третье поражение в семестре, но произошло чудо. Когда Чарли начал теснить его и оставалась лишь призрачная надежда на появление кого-то из учителей (обычно они возникали как из-под земли, когда в их присутствии не было никакой необходимости), Блейсделл нанес сильный удар. Питер поднырнул, удар пришелся в голову, и противник сломал руку. Он сразу понял, что рука сломана, потому что Блейсделл заорал благим матом, а рука повисла, как на нитке. Подбежавший Уолтерс, учитель физкультуры, унес Блейсделла, а Питер Великий, подойдя, восхищенно воскликнул: «Парень, в одном можно не сомневаться – голова у тебя крепкая!»

Блейсделл пропустил два дня занятий, до сих пор с его руки не сняли гипс, и всякий раз, когда ему разрешали не выходить к доске из-за сломанной руки, на лице Питера Второго появлялась довольная улыбка. Питер Великий ходил за ним как привязанный, выполнял его поручения, покупал газировку, потому что родители Питера Великого развелись и давали ему сколько угодно денег, чтобы загладить свою вину. Против такой дружбы он не возражал.

Но больше всего Питеру Второму понравилось чувство, которое он испытал после драки. Наверное, то же самое ощущали люди на экране телевизора, после того как, ворвавшись в комнату, набитую врагами, они выходили оттуда с девушкой, документами или подозреваемым, оставив за спиной горы трупов и разбитую мебель. Блейсделл весил сто двадцать фунтов, но это не остановило Питера, точно так же как агента ФБР из кинофильма не останавливало наличие у шпионов двух пистолетов на каждого бандита. Они понимали, что должны это сделать, и делали, несмотря ни на что. Питер не мог выразить словами это чувство, но впервые в жизни он сознательно ощутил уверенность в себе и гордость за совершенный поступок.

– Пусть только попробуют прийти, – процедил он, пережевывая виноградные косточки и хищно прищуриваясь, – пусть только попробуют.