Ошибка мертвого жокея

Постель теперь казалась нестерпимо горячей, и Кейхилл ощущал, как пот собирается в ложбинке у него на груди. Он откинул одеяло – раздался громкий треск статического электричества, вокруг заплясали голубые искорки. Эдит зашевелилась, но не проснулась. Кейхилл мрачно уставился на жену, прислушиваясь к ее дыханию. Сидела бы сегодня вечером дома, как обещала, – сама поговорила бы с Ривзом, тот намекнул бы ей, о чем хочет потолковать, и не пришлось бы всю ночь терзаться догадками. «Ей я, черт ее подери, тоже завтра утром задам парочку вопросов. Нет, – тут же передумал он, – надо быть хитрее. Если я начну у нее что-то выпытывать, она станет подозрительной или рассердится и несколько дней будет дуться, тогда в доме наступит сущий ад, и мне до самой Пасхи придется во всем ей уступать. А я, наоборот, буду беззаботным, подчеркнуто небрежным, притворюсь, что читаю газету, как бы между прочим стану задавать вопросы о детях и выужу у нее признание, если есть в чем признаваться». Тут Кейхиллу стало стыдно, что он замышляет каверзу против собственной жены, доверчиво и невинно спящей на соседней кровати. У него даже мелькнула мысль, не подойти ли и не обнять ли ее. Он нерешительно сел было в постели, но передумал. Эдит всегда страшно раздражалась, когда он будил ее посреди ночи, и на следующий день это могло выйти ему боком. Кейхилл с неприязнью посмотрел на жену. Опять же эти раздельные кровати. До войны они, как и положено супругам, спали в одной широкой старинной кровати. Каждый вечер, укрываясь, словно в неприступной крепости, в тепле супружеской постели, муж и жена чувствуют себя союзниками, вместе противостоящими внешнему миру. Две кровати неизбежно предвещают раздел, одиночество, отторжение. Когда он вернулся с войны, Эдит заявила, что больше не может спать с ним рядом, поскольку слишком привыкла спать одна. И он как дурак согласился. К тому же отдельные кровати с двумя матрасами и двумя одеялами сожрали почти триста долларов – все его выходное пособие. Вот тебе и вознаграждение за то, что ты сражался на фронте, – жена оставила тебя спать в одиночестве. Героям к лицу одинокое ложе.

А теперь что уж кулаками махать. Поздно. Эту битву он проиграл давно и бесповоротно, оставшись наедине со своей бессонницей и тревожными ночными раздумьями. Сегодня, например, у нас на повестке дня, подумал Кейхилл уже в полубреду, мысленно впадая в напыщенную риторику, проблема Джозефа Ривза.

Задача состояла в том, чтобы систематизировать проблему и попытаться штурмовать ее с научной точки зрения. Как в журнале «Тайм»: «Бизнес», «Политика», «Международные отношения», «Наука», «Религия», «Секс». Все расписано по строго определенным рубрикам. По две минуты на каждую – и ты владеешь всей необходимой информацией до следующего выпуска.

Международные отношения. В двадцатом веке, как сказал Ривз во время обеда три дня назад, международные отношения стали эвфемизмом массовой резни. Закончившейся массовой резни, продолжающейся массовой резни, замышляемой массовой резни. Бойня в трех грамматических временах с соответствующим возрастанием бюджетных расходов. Последние месяцы Ривз становился все более одержим страхом новой войны. Во время того самого обеда они пришли к мрачному выводу, что она уже не за горами. Ривз, обычно неутомимый оптимист, угрюмо копался в газетах и журналах в поисках все новых предвестий будущих неминуемых конфликтов и сведений о новых чудовищных видах оружия, которое может быть применено. Кейхилл даже стал избегать Ривза, ибо сам предпочитал не думать об этом. Нескончаемый поток угрожающей информации о новых видах ядерных ракет и убойной силе бактериологического оружия, который изливал на него друг, отнюдь не способствовал и без того слабому в это время дня аппетиту. Кроме того, у Ривза было много неприятных наблюдений по поводу слишком часто встречающихся в истории целых стран, а то и цивилизаций, случаев самоуничтожения, из чего он делал вывод о вероятности и даже реальной возможности того, что в ближайшие годы нечто подобное снова может произойти.

Чтобы не сойти с ума, считал Кейхилл, стараясь выкинуть из головы апокалиптические предположения Ривза, нужно как можно меньше думать об этом. Бессильному что-либо предпринять и одолеваемому дурными мыслями, словно вмерзшему в ледяную глыбу событий, ему неподвластных, бессонному страдальцу только и оставалось гнать из головы страшные вопросы или по крайней мере перенести размышления о них на дневное время, когда нервы не так натянуты. Война, гневно и беспомощно вертелось у него в голове, война. Перед мысленным взором проплывали кладбища в Нормандии, и в ушах стоял свист артиллерийских снарядов. В этот самый момент в десятках точек земли строчили пулеметы, и одни мужчины с воодушевлением и убежденностью в своей правоте убивали других мужчин, призывая американцев, русских, берберов, малайцев, югославов, финнов и болгар присоединиться к ним.