Ошибка мертвого жокея

Разумеется, звонок Ривза мог быть связан и с чем-то совсем другим. Например, с Элизабет. У Ривза есть племянник по имени Ричард, в последнее время они с Элизабет часто встречаются. В прошлую субботу Кейхилл видел, как они целовались на пороге дома. Он был в шоке. Вопрос: что делать, если застаешь свою семнадцатилетнюю дочь целующейся с племянником лучшего друга? Воспитывать дочь – все равно что жить рядом с одной из тех неразорвавшихся бомб, которых немало осталось после войны. Может пройти год, два, и ничего не случится. В мире полно сбившихся с пути женщин, а ведь все они когда-то были семнадцатилетними девушками, любимицами своих отцов – священников, адмиралов, общественных деятелей. Как отцу узнать, каким смутным, постыдным влечениям плоти уступает его дочь в соседней комнате, в сумерках, среди факультетских вымпелов и фотографий в рамках, развешенных по стенам? А от Элизабет этого тем более не узнаешь: она всегда была скрытным, своенравным ребенком, всегда все делала по-своему, презирала советы и помощь, нельзя сказать, чтобы лгала, но и всей правды никогда не говорила – не более, чем удавалось вытянуть из нее чуть ли не клещами. Кейхилл стал думать об Элизабет как о чужой дочери, чтобы попытаться составить о ней объективное представление. Пришлось признать, что она была девушкой рано сформировавшейся, с красивыми женскими округлостями, с призывным, многообещающим взглядом и скрытой до поры чувственностью – совсем как ее мать. «О Господи, – мучительно поморщился Кейхилл, – надеюсь, она не станет похожей на нее!»

А может, Ривз хотел поговорить о Чарли? Мысли Кейхилла переключились на сына. Кроме того, что мальчишка, когда удается, поглощает немыслимое количество дорогостоящего ростбифа, он еще и плохо учится (неужели он вообще тупой?), а также то и дело влипает в неприятные истории. Льстец, прогульщик, драчун, постоянно взламывающий шкафчики в спортивных раздевалках. Из-за него Кейхиллу приходится извиняться перед родителями детей, которым Чарли расквасил нос, перед разъяренными учителями, которых он оскорбил, а однажды Кейхилл даже побывал в полицейском участке – это когда Чарли вломился в магазин при загородном теннисном клубе и украл дюжину банок с мячами и два мотка хромированных струн. Как же это произошло, что жизнерадостный школьник превратился в малолетнего преступника? Кейхилл представил хитрое лицо и вызывающий взгляд, устремленный на него из-под падающих на лоб светлых волос, и постарался оценить сына объективно. Что видят все? Наглое высокомерие, свойственное подросткам, увлеченным лишь комиксами и радио. Безответственность и склонность к насилию, присущая мальчишкам, насмотревшимся гангстерских и эротических фильмов. Суетная поверхностность поколения, ненавидящего книгу, которое постепенно – чем дальше, тем больше – соскальзывает к пристрастию к виски и катится к бракоразводным процессам и банкротству. Кейхилл представил, как в семидесятилетнем возрасте ему придется содержать сына, платить за него алименты разным блондинкам, вносить залоги в суд и пытаться откупиться от исков за вождение машины в нетрезвом виде и оказание сопротивления полиции. Завтра, решил Кейхилл, нужно будет серьезно поговорить с этим молодым человеком. Хотя что от этого изменится? Отец Джона Диллинджера у себя на ферме в Индиане небось тоже не раз проводил душеспасительные беседы с сыном, и старый мистер Капоне, несомненно, приводил в свой многонаселенный дом в Бруклине приходского священника, чтобы тот увещевал его темноглазого отпрыска.

Кейхилл мысленно выразил надежду, что разговор с Ривзом, когда он наконец состоится, не будет касаться Чарли.