Впрочем, возможно, это касается не Эдит, продолжал размышлять Кейхилл, усиленно сжимая веки; вероятно, речь об этой девчонке Митчелл. Ну конечно, он вел себя глупейшим образом, и неприятностей следовало ожидать. Дора Митчелл, которая училась в одной из его групп в прошлом году, вбила себе в голову, что она в него влюблена. Это была девятнадцатилетняя девушка, весьма неуравновешенная и не уверенная в себе, обладавшая той неуловимо-волнующей красотой, которая больше всего привлекала Кейхилла. Несколько раз они случайно встречались за пределами аудитории. (По крайней мере Кейхилл полагал, что это было случайно, пока Дора не призналась, что поджидала его на ступеньках библиотеки.) А потом, гораздо чаще, чем Кейхиллу хотелось бы, они ходили в тихие бары, и он возил ее за город, где они чаевничали в маленьких придорожных гостиницах милях в пятнадцати от города. Ему льстила преданность девушки, а ее юность и неподдельное восхищение им питали тихо глодавшую его мужскую неудовлетворенность. Ему, разумеется, хватило благоразумия не прикасаться к ней. Если честно признаться, он ни разу ее даже не поцеловал. Но кто, увидев их вместе в укромном уголке гостиницы «Красное колесо» – оживленного, непривычно взволнованного мужчину и высокую, влюбленно глядящую на него девушку, – поверил бы в это? А ведь ему точно известно, что их видели. Кроме того, Дора раза два со слезами весьма истерично восклицала, что она больше так не может, и даже – видимо, под влиянием сотен голливудских мелодрам, изобилующих Другими Женщинами, – заявляла, что хочет откровенно поговорить с Эдит.
При этой мысли Кейхилл содрогнулся. Вполне можно было допустить, что Дора пошла к Ривзу, с которым была знакома, и, рыдая от переполнявшей ее возвышенной девичьей страсти, все ему выдала, чтобы облегчить душу. Вероятно, она встретилась с ним именно сегодня вечером, и именно поэтому Ривзу понадобилось, чтобы Кейхилл срочно ему перезвонил. «Чувствительность и доброта, – подумал Кейхилл, – слепое обоюдоострое оружие, разящее таких дураков, как я, наповал». Ему стало жутко, когда он представил, что будет, если все станет известно его дочери Элизабет, которая была всего на два года младше Доры (она могла узнать об этом от какой-нибудь зловредной подружки по женскому университетскому землячеству, из газет, из повестки, вызывающей его в суд в связи с бракоразводным процессом, или даже от самой Доры как-нибудь за мороженым с содовой после баскетбольной тренировки). Нелепость, подумал он, – из-за нескольких часов приятной беседы, из-за иллюзорного, эфемерного желания потешить собственное тщеславие, из-за щекочущего ощущения греха без греха как такового – так рисковать! «Может быть, – в отчаянии предположил он, – мне следует обратиться к психоаналитику: у меня ведь явное стремление к саморазрушению».
Но об этом, конечно, не могло быть и речи. Он не мог себе такого позволить. Будь он безумцем вроде Петра Великого или самым заурядным сумасшедшим, оглашающим своими воплями палату для душевнобольных, с обитыми чем-то мягким стенами, он не в состоянии оплатить счета за первичный прием даже самого зеленого психоаналитика, недавно познакомившегося с Фрейдом и Юнгом. Абсолютно здоровый или буйный, как обезьяна на дереве, он обязан проводить занятия в двадцать второй, двенадцатой и пятьдесят третьей «А» группах студентов-философов, а также на подготовительных курсах.
Деньги. При мысли о деньгах у него вырвался мучительный стон. Осталось сделать еще три взноса за машину. Через две недели надо вносить плату за обучение Элизабет. Масло – сколько центов за фунт оно стоит? Раз в неделю ростбиф – восемьдесят центов за фунт. А Чарлз, его сын, и Маргарет, служанка, каждый раз уминают по четыре ребрышка. Страховка, продолжал перечислять он в уме свои мучительные долги – это давно превратилось для него в ночной кошмар, – налоги, одежда, дантист, домашний врач, подарки бесчисленным родственникам жены, развлечения.
А вдруг Ривз звонил, чтобы сообщить о повышении? Видит Бог, его давно следует продвинуть по службе, а старику Эдвардсу пора на пенсию, тогда наверху образуется вакантное местечко. Ривз с ректором на дружеской ноге. Раз в месяц они вместе ужинают. Называют друг друга по имени и делятся конфиденциальной информацией. Сегодня днем Ривз встречался с ректором. Кейхиллу это было известно от Ллойда, коллеги по факультету, который собирал сплетни по всему университету. Может, Ривз узнал что-то обнадеживающее и хотел поскорее поделиться радостью? Кейхилл некоторое время предавался приятным размышлениям о вожделенном продвижении. Это лишних двенадцать – пятнадцать сотен в год. И больше никогда не видеть постылой группы пятьдесят три «А» – самого занудного курса в его расписании. И никогда не приходить на занятия к восьми утра.