Ошибка мертвого жокея

Кейхилл вздрогнул и окончательно проснулся. Теперь каждый звук приобрел для него особое значение и воспринимался болезненно остро: шум ветра, ритмично раскачивавшего накрахмаленные занавески, едва уловимый скрип ступенек, словно постанывающих от груза лет, который несут на себе все старые дома, скрежет тормозов большого трейлера, заворачивающего за угол на какой-то отдаленной улице и терзающего слух всех несчастных, страдающих бессонницей, на милю вокруг, ровное чередование вдохов и выдохов жены, слишком тихих, чтобы назвать их храпом, но раздражающих не меньше, чем сделавшееся вдруг громким тиканье часов, чересчур строго отсчитывающих ночное время и напоминающих всем, кто не может заснуть, что каждая минута теперешнего бодрствования аукнется завтрашней усталостью.

Приподнявшись, Кейхилл взглянул на светящийся циферблат часов, стоявших на прикроватной тумбочке. Половина пятого. Он тяжело откинулся на подушку. Принимать снотворное слишком поздно. Если выпить его сейчас, весь день будешь клевать носом, потому что действие лекарства не закончится до того времени, когда надо будет вставать. Неизбывная проблема современной цивилизации, подумал он: не слишком ли поздно принимать лекарство? Не слишком ли рано принимать лекарство? В каком случае завтра будет хуже? По всей стране сонные, нервные руки тянутся сейчас к часам, в озабоченных головах лихорадочно щелкают цифры: с таблеткой можно проспать часов шесть, но вставать-то надо через четыре. Сон – первый из величайших естественных ресурсов организма, исчерпанный современным человеком. Разрушению нервной системы нельзя противостоять никакими восстановительными мерами ни личного, ни общественного характера.

Хотя Кейхилл и продолжал лежать в постели, мышцы его были напряжены, и он отчетливо ощущал разнообразные смутно-неприятные процессы, происходившие в нем. Под веками, казалось, был насыпан песок, который грозил поцарапать глазное яблоко, когда Кейхилл моргал. Тело стало горячим, но влажный ветерок, дувший из окна, неприятно, знобко холодил лоб. Правая нога затекла, и появилось странное чувство, будто сухожилие лодыжки за ночь укоротилось. Живот где-то под диафрагмой сводило от несильных, но частых спазмов. Он положил ладонь на это место и ощутил беспорядочную болезненную пульсацию. В горле появился кисловатый привкус выпитого вечером виски. «Проклятая сирена, – со злостью подумал он. – Я так хорошо спал…»

Потом Кейхилл вспомнил о записке. Чтобы Джо Ривз оставил такое сообщение, должно было случиться нечто действительно не терпящее отлагательства, решил он. За все время своего знакомства с Джо Кейхилл не мог припомнить случая, чтобы тот оставлял ему подобное послание. Еще на заре своей преподавательской карьеры Джо решил быть исключительно выдержанным, обходительным, непринужденным, и если с годами какие-то черты его характера и проявились более отчетливо, то это была именно манера решать все проблемы легко, без всякой спешки. Но в том, чтобы оставить вернувшемуся домой в час ночи человеку такое сообщение, было нечто тревожное. В конце концов, они с Джо встречаются едва ли не каждый день во время обеда. Что же это такое, что не может подождать до следующего утра? Речь может идти только о деле чрезвычайной важности…