Оракул выбирает королеву

Хлопнула дверь. Арман откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Иногда очень удобно, когда тебя боятся. Ее Величество умело использует своего верного оборотня, чтобы дрожали остальные. Только вот мало кто знает, что точно так же дрожит сам Арман перед королевой, потому что она — единственное звено, связующее его с сестрой. Да-да, так похожей на него, черноволосой, которую он и видеть-то может исключительно через магвизор. И никто, никто — ни во дворце, ни на королевском ярусе не знает, где на самом деле Витта. Знает только королева. Сам Арман как-то попытался разузнать, и с тех пор никогда не раздевается при посторонних…

Сидеть с закрытыми глазами было приятно, но что-то стукнуло в стекло, затем еще раз, и еще… Он поднялся, раздернул занавески: в окно бился крошечный плантос, выращенный в виде шмеля. Под ребрами кольнуло нехорошее предчувствие: такие маленькие плантосы разносили секретные депеши. И, если кто-то прислал плантоса самому Арману Линто, дела плохи.

Он дернул щеколду, распахивая окно, и плантос — теплый, шершавый, с прозрачными крылышками, тут же плюхнулся в раскрытую ладонь. К брюшку его, свитому из тончайших зеленых ростков, в самом деле была прикреплена узкая полоса бумаги, свернутая в трубочку. Арман поддел ногтем зажим, извлек послание, а затем, посадив плантоса на бюро, прочел:

"Срочно во дворец. Чрезвычайная ситуация. Меркл".

Предчувствие уже не просто кололо. Оно разливалось душным маревом по спальне, сдавливало горло. Да что там такого приключилось? И почему плантоса послал смотритель Оракула, а не королева? Ведь только королева отдает указания своему первому советнику…

Выругавшись, Арман подергал шнур для вызова прислуги, а сам принялся торопливо натягивать нижнее белье. Через несколько минут явилась служанка, а с ней — его личный секретарь, почтенный льесс Брант.

— Мири, принеси мне свежую рубашку. И мундир. Во дворец полечу, — Арман сыпал указаниями, почти не думая, — Брант, принеси мне модификаторы… мм… даже не знаю. Менталиста? И прикажи, чтоб разбудили Рекко.

Брант был степенным мужем весьма зрелого возраста, лысоватым, седоватым, с небольшим пузцом, но в целом — совершенно незапоминающейся внешности. Он и бровью не повел, глядя на растрепанного и взъерошенного начальника. Арман иногда подозревал, что льесс Брант не изменился бы в лице, даже если он, Арман, голым бы сплясал на столе.

— Что-то произошло, льесс? — только и спросил секретарь.

— Я не знаю, Меркл вызывает во дворец, — Арман пожал плечами, — что там могло произойти?

— Модификаторы менталиста, все понял, — бесстрастно повторил Брант, — сейчас будут, льесс.

А Мири уже несла и черный мундир с тройным золотым шнуром, и белоснежную сорочку, и шелковый шейный платок, и высокие сапоги. Пока Арман облачался, вернулся Брант, неся на расписном подносике стакан воды и несколько маленьких, с ноготь мизинца, ярко-зеленых пилюль. Арман сгреб их, сунул в рот, не глядя, запил водой. Мысленно досчитал до десяти: в этот миг комната дернулась, слегка накренилась, а потом снова заняла исходную позицию.

"Ну, вот ты и менталист", — горько подумал Арман.

Королева ценила его за то, что он был оборотнем, то есть — под воздействием модификаторов мог реализовать практически любой магический дар. Вот и получалось, что, имея свой собственный дар — дар Жизни — Арман был, как говорится, на все руки мастером и полностью во власти королевы.

И — да. Та попытка узнать, где находится сестра, с треском провалилась только потому, что королева сама была сильнейшим менталистом, и вовремя смогла считать намерения самого Армана, когда тот собирался принять модификаторы и порыться в голове у самой королевы. После той дивной ночи он больше никогда… ничего такого… Ее Величество умела ломать людей. И заставить себя любить тоже умела.

Вниз он уже бежал, перепрыгивая через ступеньки. В холле свернул к черному ходу, миновал узкий коридор и, распахнув двери, вывалился в благоуханный сад. Глубоко вдохнул свежего ветра, напоенного ароматами цветов, и поспешил дальше, по широкой, отсыпанной желтым ракушечником дорожке. Рекко уже выводили из стойла, он рыл острым копытом землю и, распахнув крылья с прозрачными перепонками, разминал их, ненароком стряхивая с ближайшей акации листву. Несмотря на общую нервозность ситуации, Арман с удовольствием отметил, как за ночь Рекко позеленел, весь оброс крошечными изумрудными листочками. Только вчера был шершавый, тонкие прутики глянцево блестели на солнце, а за ночь шкурой оброс. Это было хорошо: значит, плантосу всего хватало — и магии, которой он питался от хозяина, и солнца, и воды, и чернозема, который насыпали в стойло и использовали как подстилку.

Арман подхватил поводья, взлетел в седло. И, не удержавшись, погладил зеленую шкуру своего плантоса: крошечные листочки были мягкими, прохладными и даже немножко липкими. Такими, какими они бывают по весне…

Почувствовав прикосновение сознания плантоса, Арман отдал мысленную команду, и Рекко взял с места в галоп — к услужливо распахивающимся воротам.

* * *