— Арман… Господи, Арман… Я все забыла, понимаешь? Забыла то, как ты меня привел к Оракулу, забыла, как умирала там, совершенно одна, без надежды. Забыла ради нас с тобой, если только у нас еще что-то получится.
Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам вниз пролегли горячие дорожки. Потом… прикосновения горячих губ. Арман невесомыми поцелуями собрал слезы.
— Не плачь, моя маленькая, не плачь. Ты ведь знаешь теперь, что я сделаю все, только чтобы ты была счастлива. Я могу?.. Могу сделать тебя счастливой? Ведь тогда… Сразу было понятно, что та ночь — это не просто так. Это гораздо больше, важнее. Так скажи, могу я надеяться, что ты будешь просто счастлива, здесь и со мной?
Леона закивала. Она чувствовала себя очень странно: ей казалось, что она стоит в потоках ослепительного света, и что свет этот вымывает всю ее боль, обиду и горечь. Оставались тепло, медленно разливающееся по телу, и восторг, и ощущение распахивающихся за спиной невесомых крыльев.
И когда Арман опустился перед ней на колени, она невольно положила руку ему на голову. О, как она соскучилась по этому ощущению жестких волос под пальцами… Он только глянул на нее снизу вверх, словно спрашивая разрешения, и Леона, поняв, что же он хочет, кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Арман обнял ее и приник щекой к животу.
А там, внутри, почувствовав что-то новое, заворочался и принялся толкаться их малыш, их маленькое и одновременно большое счастье, которое только собиралось прийти в этот мир.