Операция «Танненберг»

Аделаиду, сидевшую рядом, Бурцев прогнал в кузов. Там сейчас — безопаснее. Лобовое стекло — это все-таки не щит, от случайной стрелы не укроет. На освободившееся сиденье, под правую руку положил «шмайсер», подобранный на заставе в вайделотском лесу. Это — на крайняк. Это — последнее средство, если остановят. Это будет — Бурцев покосился на громадную бомбарду в прицепе «Фамо» — наша тяжелая артиллерия будет.

А орденская стража уже совсем близко. Мечи — в ножнах. Поднятые забрала, удивленные лица. Понятное дело. Ожидали увидеть небесное воинство изломанного креста, а тут — такое дело. За рулем — водила в кольчуге. Из кузова торчат невиданные арбалеты. И швейцарский мутант — жертва радиации Вальтер Телль поднимает над бортом уродливую голову. И на страшном лице — жуткий оскал.

Немцы кричат. Забрала шлемов падают на лица. Руки тянутся к оружию.

И — началось. И — понеслась.

Глава 48

От рванувшейся с места машины отскочить успели не все. Двух или трех всадников сшибло бампером и отбросило в сторону вместе с лошадьми. Еще двоих подмяло колесами. Кто-то из тевтонских рыцарей бросился на грузовик с боевым топором. Разбил фару, рассек капот. Тоже отлетел, кувыркаясь…

«Опель» въезжал в обоз.

Мельком Бурцев заметил, как с задней повозки упал, опрокидывая корзину с яблоками, арьергардный дозорный. Тот самый, что увидел их первым. Упал — как сидел. Копье — в одной руке. Яблочный огрызок в другой. Короткая стрела — в груди.

А из кузова трясущегося грузовика летели все новые и новые стрелы.

Визжала Аделаида.

Вопили дружинники.

Разбегалась в панике обозная челядь. Прыгали за обочину, прятались в лесу.

Да, колесница на двигателе внутреннего сгорания наделала делов. Тех, кого не сразили стрелы, доставало иное оружие. В зеркало заднего обзора Бурцев видел, как секира Дмитрия выбила из седла всадника, атаковавшего машину с фланга. И как Гаврила сшиб шестопером какого-то цепкого тевтона, повисшего на левом борту.

И все же охрана обоза принимала бой. Несколько пеших — отважных, но дурных — кнехтов даже попытались перегородить путь «Опелю» большими щитами. За щитоносцами показались тевтонские арбалетчики.

Два болта разнесли вдребезги лобовое стекло. Ударило в кузов. В крыло. Из левой дверцы кабины тоже высунулся и уткнулся в спинку сиденья тупорылый наконечник.

Бурцев крутанул руль, вдавил педаль газа до упора.

Толчок. Встряска. Грузовик разметал преграду из щитов и людей. Но удержать машину не удалось. «Опель» вильнул в сторону, скрежетнул бортом о распряженную телегу с крупным бомбардным стволом. Выворотил переднюю ось повозки.

И — зацепился. Увяз, запутался в крепких упряжных ремнях, потерял скорость. Начал пробуксовывать, таща за собой непомерный груз — перевернутую телегу с намертво привязанным орудием. Бомбарда будто якорь цеплялась за землю, не желала отпускать.

А со всех сторон уже бегут-скачут тевтоны.

А «шмайсер» от толчка завалился куда-то между дверцей и сиденьем — так сразу и не достанешь.

А стрелы из кузова больше не летят: магазины арбалетных полуавтоматов опустели. И перезаряжать — нет времени: грузовик уже обступали враги.

Их крепость на колесах, их гуляй-город на бензиновом ходу яростно атаковали. Дружинники в Весь кузов уже был в кровищи. А Бурцев все жал на газ, пытаясь выехать, вырваться. Сбросить треклятый балласт.

Надрывался мотор. Удушливые выхлопы расползались вокруг ядовитым сизым облаком. Из-под буксующих колес взметались фонтаны замешенной на крови грязи. Загребая землю, волочилась за «Опелем» разбитая повозка с бомбардой. Машина едва-едва ползла. Пока…

Дмитрий, перегнувшись через борт, рубанул секирой. Раз, другой… Сво-бо-да!

Злополучная телега отцепилась, наконец. Отвалилась.

Грузовик выпрыгнула из орущего месива.

И вот тут-то Бурцев увидел одинокого всадника на здоровенном боевом коне. Впереди. Рядом совсем. Тевтонский рыцарь при полном доспехе, с небольшим квадратным щитом, с длинным тяжелым копьем во весь опор мчался навстречу машине.

Под наконечником опущенного копья трепетал яркий красный баннер. Кнехты-пехотинцы в черных одеждах разбегалась, уступая дорогу всаднику. А попробуй не уступи: разогнавшаяся, обвешанная железом махина способна снести и растоптать любого. Рыцарь-танк раздавит зазевавшегося пешца не хуже «Опеля».

— Готт мит унс! — боевой клич из-под яйцевидного шлема с вытянутым, похожим на песью морду, забралом был слышен даже в кабине грузовика.

Елы-палы! Тевтонский камикадзе шел на таран! Лоб в лоб. Копье в бампер. И на узком пространстве между телегами и обочиной тракта столкновения уже не избежать.

Бурцев тоскливо глянул на торчавший из-за сиденья ствол «шмайсера». Не-а, не успеть!

Что ж, пусть будет таран! Бурцев бросил грузовик навстречу противнику.

За спиной, в кузове яростно кричали.

Время замерло.

Такое уже было, — отмечало бесстрастное сознание. — И неоднократно. Ну, не такое — почти такое. У деревушки Мооста отчаянные дружинники Домаша и Кербета бросались врукопашную на немецкий танк — бронированную «Рысь».