Что ж, Бурцев знал только один способ. Будучи шлюссель-меншем, он покорял время и пространство силой мысли. Так, может, и сейчас? Тоже? Так же? Ментальный контакт? Надо учиться, пробовать. И, притом, быстро.
— Вспомни, Аделаида! Представь! Языческое капище прусских вайделотов. Хорошо вспомни. Хорошо представь. Постарайся. Захоти! Пожелай! Попасть! Туда!
Аделаида зажмурилась. Напряглась.
Ну? Ну же? Сработает? Нет?
— Сыма Цзян, помогай! Читай заклинание!
Ну же!..
В камень били пули. В воздухе свистели стрелы. Аделаида кусала губы. Старый китаец, отрешившись от всего и сосредоточившись в медитации, раскачивался, как маятник, бубнил одну за другой сакральные формулы.
И — засветилось, заструилось-таки знакомое багровое сияние. Образуя круг, замыкая кокон перехода.
Оживали древние камни. Высвобождалась магия, сокрытая в них.
Есть! Е-е-есть! Путь от развалин одной арийской башни к развалинам другой от-кры-вал-ся.
Бурцев перевел дух. И завел двигатель.
— Все в колесницу! Живо! Арбалеты-луки не убирать! Сами — спрячьтесь пока.
Возможно там, куда они направляются, сразу же по прибытии, тоже придется уносить ноги… колеса, то есть. Возможно, придется драться. А может, и драться, и драпать одновременно, пробиваясь сквозь заслоны тевтонов и фашистов.
Но там их, по крайней мере, не ждут. А здесь… здесь немцы уже почти влезли на холм. Стрельба стихла. Эсэсовцы боялись зацепить крестоносцев, которые вот-вот доберутся до цели.
— Сема! — прокричал Бурцев из кабины. — Теперь магия тебя слушается?!
За багровой пеленой расплывались фигуры первых конных рыцарей, взобравшихся на высотку.
— Слушайся, слушайся, Васлав, — радостно откликнулись из кузова. — Хорошо слушайся. Чего нужно?
Щелк-щелк-щелк…
Там, в кузове, кто-то еще пускал арбалетные болты. Сквозь красноту, что становилась все ярче и насыщеннее. Смутные фигуры, появляющиеся меж камнями, падали.
— Быстро ставь магический блок! Наш блок взамен немецкого!
Чтобы, не дай бог, погони какой по астральному следу не было! Чтобы вовек не выбрались из шварцвальдских земель тевтонско-фашистское посольство и его облавный отряд.
Впереди их ждала неизвестность. Так пусть хотя бы тылы будут прикрыты. Без анкер-менша немцам через заблокированную башню не пробиться.
Сыма Цзян успел поставить блок.
Кокон перехода сформировался. Полностью. Окончательно.
Бурцев знал, что последует дальше. И все же веки прикрыл на мгновение позже, чем следовало бы. Резкое, яркое, красное резануло по глазам.
Наверное что-то вроде этого видели в последний миг своей жизни солдаты швейцарских кантонов и рыцари герцога Леопольда Третьего, сгоревшие в атомном пламени.
Глава 46
У начальника караула шарфюрера СС Германа Вогта, возглавлявшего сменный сторожевой отряд из дюжины пеших тевтонских кнехтов и пары конных гонцов, было два приказа.
Первый — задерживать любого, кто попытается пробраться к бесполезной, давно утратившей магическую силу платц-башне — древнему кольцу из гигантских глыб, окружавшему плешивую поляну. Второй — задерживать любого, кто выйдет из мегалита. Если же этот самый любой задерживаться не пожелает, его надлежало уничтожить. Коротко и ясно. В объяснения начальство не вдавались, полагая, видимо, что краткий и ясный приказ, сколь бы он не был странен, трудно истолковать двояко.
А оба приказа были странными. Весьма… На здешний участок орденской дороги, что вилась внизу — под заросшим лесом холмом с мегалитом на вершине, никак не мог прорвать потенциальный противник. Этот участок располагался в стороне от беспокойных границ с Литвой и Польшей. К тому же дорогу здесь оберегали болота. А неподалеку… ну, относительно неподалеку стоял старый тевтонский замок с небольшим, но хорошо вооруженным и обученным гарнизоном. Усиленным к тому же моторизированной группой цайткоманды. Более чем достаточная охрана. Нет, прорыв здесь исключен. И дальше, на юго-востоке орденскую дорогу и обозы, следующие по ней, надежно защищает передвижной конно-моторезированный дозор. Так что вряд ли кому-то придет в голову соваться в эту глушь. А уж платц-башней, затерянной в лесу, насколько знал Герман Вогт, воспользоваться и вовсе невозможно. Говорят, раньше тут было капище прусских жрецов. И они, сами того не ведая, случайно затворили башню своим бестолковым камланием.
Ну и зачем, спрашивается, после этого вообще ставить здесь заставу? Зачем прорубать сюда проезжую просеку? Неужели кто-то всерьез считает, что к заброшенной платц-башне когда-нибудь придется гнать подмогу? Наверное, считает: в случае тревоги Герману Вогту надлежало слать в ближайший замок гонца. А в небо — красную сигнальную ракету.
Впрочем, начальству виднее. А дело шарфюрера — маленькое.
И-эх! Спать хотелось зверски. От зевоты ломило челюсти. Но — служба… Герман Вогт на посту не спал никогда. Вот сменят — тогда.
— Хэр Герман! Хэр Герман! — вдруг истошно завопили часовые — два кнехта, дежурившие у башни.