Шарфюрер подхватил «МП-40», выскочил из тесной избушки-караулки. И встал, как вкопанный. Вокруг уже толпились тевтонские пехотинцы. С опущенным оружием, с отвисшими челюстями, с выпученными глазами. Прибежали поглазеть и оба гонца.
А было на что глазеть.
Камни светились. Мертвая платц-башня, запертая по неразумению пруссами и не покорившаяся эзотерикам цайткоманды, щедро выплескивала магическую силу. А из колдовского багрового сияния в ночь бил свет… Фар?!
Точно! Из платц-башни выезжал грузовик. Немецкий. «Опель». Грязный, помятый, с разбитым боковым стеклом, с трещиной на стекле лобовом. С дырявой дверцей. С пустой пулеметной турелью над крышей кабины. Со стрелой в борту кузова.
Из какой, интересно, переделки выбралась машина? И что, ее тоже надлежит задерживать?
Свет мощных фар резал по глазам, и все же Герман Вогт разглядел флажок со свастикой на кабине.
В кузове, похоже, — никого. Кто за рулем — тоже не разоберешь, пока фары — в глаза. Да и какая разница-то? Кто, кроме солдат цайткоманды, способен водить машину? Местные аборигены из пятнадцатого столетия за руль не сядут. А сев, не смогут сдвинуть автомобиль с места. А сдвинув, вряд ли проедут дальше ближайшего дерева.
Но есть приказ. Задерживать. Любого.
Шарфюрер замахал руками и побежал к грузовику.
— Стойте! Да стойте же, кретины!
Шнапса они перепили на каком-нибудь пиру, что ли?
Водитель остановился, не глуша мотора.
Вогт, щурясь от яркого света, вглядывался в черное лобовое стекло. Нет, не видать, ничего не видать. И из кабины никто не выходит. Неужто в самом деле, пьяные в доску? Ох, не избежать кому-то трибунала.
— Выйти из машины! — потребовал Герман Вогт.
В ответ раздался глухой стук. Невидимый водитель зачем-то ударил в крышу кабины. Крикнул что-то.
И сразу — по сигналу будто… По сигналу?
Шарфюрер СС Герман Вогт поднял пистолет-пулемет.
Над бортом кузова грузовика поднялись люди.
В руках — небольшие диковинные арбалеты. У двоих — луки. Нет, это — не цайткоманда! И не тевтонские союзники даже!
Щелканье тетивы. Шелест оперения.
— Тревога, — прохрипел шарфюрер, нанизанный на стрелу татарского юзбаши Бурангула.
Хрип начальника караула был не громче ворчания двигателя.
Кнехты, окружившие машину, тоже кричали недолго и негромко. Осыпанные градом стрел из многозарядных китайских арбалетов, тевтоны попадали в считанные секунды. И — ни одной стрелы в ответ.
Двух заставных гонцов, метнувшихся было к неоседланным коням, тоже настигли короткие болты. Каждому досталось промеж лопаток.
…Бурцев забросил в кабину «шмайсер» убитого шарфюрера и пару запасных магазинов. Покрутил в руках и швырнул в кусты тяжелую однозарядную ракетницу. В бою проку от нее проку меньше, чем от арбалета.
Потом была тряская дорога. По неширокой — машина проходила едва-едва — но наезженной и утрамбованной колее они ехали через лес. Арбалетчики в кузове были настороже. Вглядывались в темноту. Смотрели вперед, назад, по сторонам. Не убирали рук со спусковых крючков.
Бурцев не узнавал вайделотского леса. А собственно, и не старался особенно. Здесь, на узкой, петляющей в ночи между деревьев колее, все его внимание было сосредоточено на другом. Не врезаться бы, не пропороть скаты…
Лесная дорожка, ведущая от заставы и платц-башни оборвалась, уткнувшись почти под прямым углом в широкий ровный тракт. Пока — пустынный.
По обочинам валялись срубленные деревья и сиротливо торчали корявые низенькие пеньки. Расширяли тут магистраль основательно, не жалея леса. На такой средневековой трассе запросто разъехались бы и две, и три повозки. И пара танков даже. Кстати, судя по глубоким отпечаткам траков, гусеничную технику здесь, в самом деле, гоняли, причем, совсем недавно. Жаль, не понять, в какую сторону.
Бугристые следы гусениц были побиты многочисленными следами тележных колес и подкованных копыт. Тоже свежими. Впечатление такое, будто по тракту прошел целый обоз. И притом немаленький.
Бурцев остановил грузовик. Вылез из кабины.
— Ну что, куда теперь?
Кто бы подсказал?
Подсказчик, однако, нашелся быстро. Через борт кузова перегнулся пан Освальд. Показал куда-то на юг:
— Польша, должно быть, там.
Что ж, может, и так.
— А там вон, стало быть, Добжиньские земли, — теперь палец поляка уткнулся на юго-восток. Куда, собственно, и вел тракт. — И Взгужевежа там.
«Значит, с дорогой этой нам пока по пути», — решил Бурцев. А по немецкому тракту безопасней передвигаться на немецкой же машине. Да и быстрее оно будет.
Решено…
— Едем дальше!
Пока бензин в баках не кончится.
Бензина пока хватало. Бурцев снова залез в кабину. Погасил фары — так оно спокойнее будет, а дальше можно двигать и без света. Дорога — как скатерть — прямая, широкая, ровная, просматривается хорошо.
Уже светало, когда они подъехали к повороту. Здесь магистраль сильно изгибалась вправо.
Бурцев повернул машину…
И, не сдержавшись, зло выругался, на польско-русский манер:
— Пся крев, мать твою!
Глава 47
Нарвались-таки на обоз! Вывернули из-за поворота и — вот он, родимый.