Приходилось ли вам, любезный читатель, в молодые годы, когда кожа обнажена для тонких чувствований, оказаться волею случая рядом с предметом своей любви совсем близко и вместе с тем в окружении малоприятных незнакомых людей? Если да, то вы легко можете себе представить, в каком блаженном состоянии пребывал наш не слишком решительный герой, сидя в дилижансе рядом с Элизабет. Одной рукой он обнимал ее, другой держал корзину с продуктами. Чуждое окружение сближало их. Мишель не шевелился, боясь нарушить покой головы, лежавшей у него на плече. Немели руки, ноги, но, растроганный ее доверчивостью, кротостью после бурных слез перед отъездом, он словно окаменел.
В памяти проносился тот безумный день. Чтобы достать билеты на дилижанс, пришлось чуть ли не драться в очереди. Ради своей королевы он был готов на все. Перед глазами всплывал Пьер Лебрен, написавший донос на собственную жену; казалось, уже приближается толпа, готовая разнести в пух и прах и мастерскую, и дом Виже-Лебрен, и все ее знаменитые ткани, бархаты, шелка, необходимые для костюмных фантазий. Хорошо, что часть их уже была отправлена со служанкой и дочерью. Драгоценности удалось спрятать на дно чемодана — только бы не стали обыскивать, только бы не заподозрили чего-нибудь в дороге!..
Стиснутые пассажирами, вещами, они сидели в последнем ряду, боясь чем-нибудь выдать себя, говорить вслух. Лишь иногда Элизабет шептала: "Мон амур. Мон амур".
В голове Мишеля проносились парижские сцены, а тому, что шептала она, не верилось. Во сне или наяву слышит он эти слова? Как груб, отвратителен ее муж! Он называл ее самыми плохими словами, она отвечала ему тем же, лишь снабжая их иронией, вроде "Ах, скажите пожалуйста, ваше невежество!". Мишель холодел от страха и ужаса, от счастья и восторга. И постоянно думал: что их ждет, куда они едут, чего хочет она? Билеты взял в сторону Вены, там у нее друзья. Там родилась Мария-Антуанетта. Бедная королева, что с ней будет? Главное, удалось вырваться из обезумевшего Парижа…
Остановка. Они вышли из дилижанса.
— Куда мы едем дальше? — спросил Мишель.
На улице шел мелкий дождь, стояла погода во всей своей неприглядности. Она поскучнела и протянула:
— Не хочу жить под таким небом, хочу тепла.
— Тепла? Значит, Италия? Сдать эти билеты, купить другие?
— Ах, милый, не спеши, я еще ничего не решила!
Он притащил вещи, усадил ее под деревом на сухую скамью.
— Время вас вылечит, все будет хорошо, — утешал он потускневшую Элизабет.
— Время? Сперва оно лечит, лечит, а потом убивает, да?
Беззащитная, одинокая, она вызывала в нем чувство мучительного счастья. Голова на его плече, глаза — голубые незабудки, благодарная преданность… С нежностью и силой прижимая ее к себе, он спрашивал: "Не холодно?"
— Мон ами, тре бьен… Моя любовь, что бы я делала без тебя?
Это было не лучшее место для поцелуев, однако именно там он впервые почувствовал на своих твердых, крупных губах ее маленький нежный рот.
— Эй, молодые, идите сюда! Что вы мокнете под дождем? — раздался голос хозяйки таверны.
В крестьянских платьях, с лицами, освещенными любовным чувством, они показались хозяйке столь привлекательными, что она радушно пригласила их в таверну, да еще и накормила обедом.
Бедный Мишель! Всего случившегося в дороге ему показалось достаточно для того, чтобы со всем прямодушием задать недвусмысленный вопрос:
— Элиз, я люблю вас. Будете моей женой?
— За-му-уж? — Она рассмеялась. — Мон ами, да ведь… у меня есть муж, и по закону…
— Но он же негодяй!
— Да, но развод пока невозможен, и потому прошу не вести больше таких разговоров.
— Пусть развод невозможен. Мы будем вместе и вы не будете больше несчастной! — воскликнул он.
Мишель так и не понял, что кто угодно может быть несчастным, но только не она. Она, как воробышек, попавший под дождь, встряхнет крылышками и снова сухая и веселая. Или как кошка, оставшаяся без дома, стоит ей полежать на солнышке, как шерсть ее снова заблестит, залоснится, и киска замурлычет.
Из-за туч вышло солнце, и мысли Виже-Лебрен приняли иное направление, а на лице заиграла улыбка. Не может она, молодая еще, красивая женщина, прекрасная художница, быть неудачницей. Ее знают в Европе, она музицирует, недурно поет, танцует, к тому же знает толк в туалетах — все будет прекрасно, только бы перетерпеть эту дорогу!..
Ее, конечно, ждали в Вене, и она там будет, но не лучше ли сейчас погреться на солнышке? Неаполитанский посланник в Версале не раз звал ее в их королевство… Нет, все же сперва Вена, потом Флоренция, Рим, а там и Неаполь…