Опасный менуэт

А что делалось с прессой! Десятки выросших, как грибы, газет наполнились сплетнями, слухами, непроверенными фактами, провокациями. Всех, кто имел отношение к королевской власти, клеймили и обливали грязью. Свобода, равенство и братство! Но — не умея пользоваться свободой, не уважая чужое мнение, газеты превращались в вольных стрелков, действующих без всяких правил. Удивительно, но Робеспьер в это время был еще монархистом, а принц Луи Филипп Орлеанский, то ли очарованный новыми лозунгами, то ли решив приспособиться к новой власти, взял себе новое имя — Равенство, Egalite, Эгалите. Тот самый Луи Филипп, супругу которого для парного портрета недавно писала Виже-Лебрен. Узнав новое имя принца Орлеанского, она дала волю своему темпераменту — выражала возмущение не только во дворце, но и на улице, дома.

— Что за превращения происходят вокруг? Какой позор! Принц берет себе имя Эгалите — Равенство! — говорила она, быстрым шагом прохаживаясь по дорожке сада. — Что вы молчите, Мишель?!

— Молодец Луи Филипп Орлеанский! — вставил муж.

— Молчите! — прикрикнула она. — Бедная королева, моя любимая королева, мать пятерых детей! На ее долю выпали неисчислимые страдания… из-за мадам Дюбарри, из-за Ламот, из-за вялого характера мужа, из-за болезней детей.

Михаил мог бы возразить, что на улицах, на рынке говорят обратное. Королева — мотовка, что она вертит Людовиком как хочет, что танцы и игры ее любимое занятие. Но разве мог наш герой, которому определена роль пажа, рыцаря, который, и это главное, конечно же, влюбился в Марию-Луизу-Элизабет, — разве мог он спорить со своей королевой?! А она, выпалив свой монолог, успокоилась и деловито заметила:

— Сегодня должен быть месье Строганов. У нас назначен сеанс. Я пойду все приготовлю, а вы встречайте его, вашего соотечественника.

Сад мадам Лебрен благоухал ароматами, в полном цвету стояли яблони, но более всего было фиолетово-розовых деревьев. Невысокие, с корявыми ветками, еще неделю назад они стояли без единого листика, серые, невзрачные среди пышной зелени прочих растений, — и вдруг в три дня сад преобразился. Сухие, безлистные ветки были густо усеяны розовыми соцветиями. Ни на ветвях, ни на стволе, ни даже у основания стволов не осталось и капли серой коры, только сиреневая, фиолетовая и розовая пена.

Еще не налюбовавшись цветущим садом, наш герой услышал, как звякнула калитка, и поспешил навстречу графу Строганову. Представился ему.

— О, русский! Очень приятно, — живо откликнулся граф. — Художник? А я вот брожу по бурлящему городу и не узнаю его. Все пришло в движение, и, кажется, вот-вот разразится гроза.

Михаил взглянул на небо, не сразу поняв, какую грозу имеет в виду гость. Впрочем, на небе тоже громоздились тучи, предвестники грозы.

Павел Александрович был единственным сыном графа Александра Сергеевича Строганова, действительного статского советника, мецената, президента Петербургской академии художеств. Достигший всех степеней известности, отец тем не менее был несчастлив в семейной жизни. С первой женой его развела политика, а вторая жена, родив мальчика, его назвали Попо, Павел, увлеклась другим мужчиной. Отец взял сыну воспитателя — француза Ромма, который внушал воспитаннику свободолюбивые мечты. Молодой граф так увлекся политической жизнью Франции, что даже посещал заседания Национального собрания. Ромм и граф Поль стали членами "Клуба друзей народа".

Внешность графа отличалась необыкновенной притягательностью, да и манера была утонченно аристократичной, то есть свободной, простой, демократичной. Михаил, обрадовавшись, что встретил соотечественника, не удержался и стал расспрашивать о знакомых.

— Львов? О, это весьма уважаемый человек, — отвечал граф. — Почетный член Академии наук, архитектор, сочинитель. И образ мыслей его весьма свободный, он озабочен русской культурой.

— А не слыхали ли вы, Павел Александрович, о старом Демидове? Что он?

— Помнится, года два, как не стало нашего чудака Прокопия Акинфиевича. Да. К сожалению. А ведь был! Был, быть может, последний истинно русский вельможа, да еще и ученый. Кстати, мы в родстве. Моя сестра Елизавета выходит замуж за Николая Демидова, и теперь они в Вене. Дорогой друг, я с первого взгляда поверил вам и скажу по секрету. Я внес немалую сумму на нужды революции. Но прошу вас, если встретите меня в городе, ни звука об этом!

Заметим, опережая события, граф Строганов успел в Париже не только участвовать в революционных зрелищах Давида и Курбе, не только стал членом якобинского клуба, но и очертя голову влюбился в знаменитую Теруань де Мерикур, девушку — символ французской революции.

Из окна мастерской выглянула Элизабет.

— Граф, отчего не поднимаетесь ко мне? Я жду вас.

Граф Поль дружелюбно кивнул Михаилу и стремительно побежал наверх. Все в нем было порыв и горячая мечтательность. Элизабет позвала и Мишеля смешивать краски. Он делал свое дело, но что происходило с Виже-Лебрен? Она была раздражена, она злилась. Отчего? Услышав несколько фраз, произнесенных доверчивым Строгановым, он все понял.

— Как вам теперешний Париж? — спросила она.