Опасный менуэт

Воздух по-прежнему пронизывало солнце, снег мягко ложился под ноги. Город выглядел сказочно. Наделенный природным вкусом, Мишель оценил просторы Сены, остров Сите, плоский, как утюг, с возвышающимся гигантским собором Нотр-Дам. Не раз стоял, изучая розетку — витраж, химеры, заходил внутрь слушать орган. Осмотрел со всех сторон Лувр, дворец Тюильри, любуясь трапециевидными крышами, низким фасадом. Обошел один за другим мосты, долго стоял перед Консьержери — королевской тюрьмой. Череда темных зданий на белых площадях, покрытых снегом, сочетание графических деревьев без листьев и светлых стен зданий рождали восхищение, и Мишель поверил в свое назначение — быть художником.

А потом он принялся за тщательное изучение живописи, ходил по галереям день за днем, рассматривая живопись от старых времен до новых. Оказалось, что выставки современных художников, членов Академии живописи и скульптуры бывают в Салоне Большого королевского дворца. Здесь были Ватто, Шарден, Грёз, Буше, Миньяр… Запоминал фамилии. Что поразило? Это была современная Франция, современный Париж, но ничуть не похожий на тот Париж, который он видел. Милые женские головки, беспечные юноши на лоне при-роды, с лютнями, гитарами. Дети, прекрасно одетые. Были и пейзажи с лачугами, но лачуги словно покрывал бархат, такие туманные, нежные краски. А люди веселы, счастливы. Это был город счастливцев и шалунов, восхитительных забав и грациозных дев… Окутанный вуалями Париж.

Посещая галерею, остановился у группового портрета. Прочел: "Мария-Антуанетта с детьми", — та самая, которуюклянет толпа? Автор? Мария-Луиза-Элизабет Виже-Лебрен. Так вот как она пишет! Отлично.

Узнать ее адрес не составило труда.

И вот, освоившись с городом, Мишель толкнул небольшую калитку и вошел во двор, держа в руках письмо от Хемницера. Теплая французская зима как раз в те дни сменилась почти весенним теплом, город покрывала кружевная листва, пока робкая. Звонка у калитки он не обнаружил, толкнул дверь и оказался лицом к лицу с молодой женщиной в накинутой на плечи меховой шубке. Светловолосая, голубоглазая, она напомнила ему сестер Дьяковых. Солнце освещало ее милое, улыбающееся лицо с выражением веселого недоумения.

— Кто вы, месье? — Она внимательно смотрела на него.

— Я русский. — Он протянул письмо и, волнуясь и торопясь, заговорил о русских путешественниках, которые когда-то бывали здесь, а теперь один из них, баснописец, прислал рекомендательное письмо.

— Что? Баснописец? Лафонтен?

— Нет, мадам Лебрен, это русский баснописец.

— Разве есть другие баснописцы, кроме Лафонтена? — удивилась она. — И вы хотите, чтобы я помнила о том, что было несколько лет назад? И всех русских, с которыми знакомилась? Итак, что вы хотите? — Внезапно деловитость смыла с ее лица очаровательную улыбку. — Ну хорошо, зайдемте в дом! Там немного теплее.

В доме ее зоркие серо-голубые глаза пристально оглядели его фигуру, когда он сбросил поношенный кафтан и шляпу. Синие глаза, смуглое лицо, высокий рост на что-то ее натолкнули. Вскинув руку, она воскликнула:

— Однако! С вас можно писать царя Давида или… Горация, сейчас объявлен конкурс на тему "Клятва Горациев".

Мишель молчал, он все еще не мог прийти в себя: таких женщин он никогда не встречал.

— Почему вы молчите?.. Довольно! Разве вы не знаете французской пословицы? Диалог предполагает двух человек, не одного? Извольте учесть!

* * *

В комнату вошел человек незначительной наружности: маленькие глазки в глубоких глазницах, большие руки, черные волосы. Присел в углу. Его никто не заметил. Виже-Лебрен пытала русского новичка:

— Что вы умеете и что хотите получить в Париже? Что у вас есть с собой?

Он раскрыл плотную бумагу, в которой был завернут рисунок со средневековой гравюры, карта, акварели. Мадам Лебрен приставила один из них к кувшину, быстро отошла, постояла и резюмировала:

— Недурно. Хорош сюжет — "Влюбленные". Много деталей, тонкие линии.

— Я хотел бы учиться живописи, — выдавил он из себя.

— Вы умеете смешивать краски, растирать, грунтовать холст?

— Ага.

— Что значит ваше "ага"? И у кого вы собираетесь учиться?

— У вас, мадам Лебрен.

— У вас, мадам Лебрен, — передразнила она. — А кто вам сказал, что я беру учеников? Помощники мне могут понадобиться, еще более — натурщики, но учить — нет! Извольте учиться сами, для этого у вас есть глаза и руки.

— Ага.

— Нет, вы определенно деревенщина, русский медведь. Мишель Бог-да-нов? Так вы сказали? Я буду звать вас месье Данув. И прошу меня называть Элизабет, а не мадам Виже-Лебрен — я еще не старуха!

Она подвела Мишеля к мужу и коротко представила:

— Познакомьтесь. Это — русский. Мой муж Пьер Лебрен. Пейте кофе, вот сыр, сухари. — Резким движением поставила на стол чашки и направилась к двери.

Пьер Лебрен возмущался беспорядками на улицах, тем, что в лавках нет хлеба, город бурлит, всюду толпы, но слишком мал напор.