Когда Юрий Борисов стал (на исходе лет Олега Ивановича) работать с отцом вместе, он понял, что это такой вулкан, который может взорваться. Что и происходило. Как правило, во время спектаклей, во время съемок. И 120 человек — больше — могли мгновенно затихать на съемочной площадке: возникала идеальная тишина, тишина напряженная, тишина понимания. Все — от оператора до последнего статиста, реквизитора — все слушали: настолько было сильно борисовское гипнотическое, энергетическое воздействие.
«Убеди во время исполнения» — это была формула, которой Олег Иванович следовал всю жизнь. Он должен был убедить. И — убеждал. Пленка это передает тоже. Лучеиспускание, как говорил Станиславский, «оно и в кино остается». Его воздействие — в фильмах — не уменьшается.
Академик Андрей Андреевич Золотов, общавшийся с Олегом Ивановичем достаточно близко, внутренне и нежно, рассказывает, что когда он был на спектакле «Павел I», то сразу же вспомнил Борисова в «Тихом Доне», в роли Григория Мелехова. Золотова поразило, как один человек не самого высокого и широкого телосложения заполнял собой сцену, экран фильмов Абдрашитова. «На сцене, — говорит Андрей Андреевич, — танки „гуляют“, а Борисов выходит и всё — танки не страшны, ничего не страшно. Вспоминаю его в „Тихом Доне“ Товстоногова… Казалось бы, после роли товарища Глебова на киноэкране… Штампы созданы, да и наша фантазия работает не всегда оригинально. И вдруг выходит Борисов: такая мощь, сила, пространство. Это человек, который создавал энергию. Святослав Рихтер когда-то написал о Сергее Прокофьеве: „Человек, который сам творил энергию“. Я могу повторить эти слова применительно к Олегу Ивановичу». Борисов полностью доверял миру, людям, Господу Богу и своей семье. И от этого вдруг такая энергия, такое погружение в нас всех и нас в него.
О запредельной энергетике Борисова доводилось слышать от многих из тех, кто с ним работал, кто его знал. От Вадима Абдрашитова, в частности, Льва Додина, Леонида Хейфеца, Андрея Золотова, Анатолия Смелянского, Маргариты Литвин, Светланы Крючковой, Валерия Баринова, Людмилы Гурченко…
Однажды «Павла I» повезли на гастроли в Краснодар. Успех — фантастический. Неизбалованная краснодарская публика долго, стоя, не отпускала артистов не прекращавшимися овациями. Краснодар сошел с ума! Борисова у служебного выхода встречали толпы людей. Его окружали, с ним разговаривали, ему задавали вопросы, он на них отвечал, просили надписать фотографии, Олег Иванович, по свидетельству очевидцев, был счастлив… После второго спектакля, встреченного (так было и с первым) с исключительной теплотой, Леонид Хейфец и Олег Иванович с Аллой Романовной приехали в гостиницу. Их номера были рядом. Хейфец пошел к себе, Олег с Аллой — к себе. Через некоторое время Алла пригласила Леонида Ефимовича к ним — вместе поужинать. Она все уже приготовила. Нормальная посуда, которую она всегда, когда выезжала с Олегом, возила с собой — куда бы они ни ездили.
Был прекрасный теплый вечер, Краснодар, открыты окна, позади — успех спектакля, хороший разговор за столом. Слово за слово, и Олег Иванович стал рассказывать свое понимание «Маскарада». У Хейфеца и Борисова уже была договоренность о начале работы над новым спектаклем.
«И вот что произошло, — вспоминает Леонид Ефимович. — По мере того, как он рассказывал, я начал жутко нервничать, но нервничать не в плохом смысле слова. На меня стала мощно влиять его энергетика. То, как он говорил о „Маскараде“, заставляло меня буквально дергаться. Он на меня воздействовал каким-то своим внутренним состоянием. Со мной что-то происходило… Но и с ним что-то происходило.
Когда закончился ужин, я поблагодарил Аллу и Олега, быстро прошел в свой номер и стал — в это трудно поверить — бегать! Кругами. По всему пространству гостиничного номера. Я понял, что мне немедленно-немедленно! — надо начать репетировать. Сейчас же, ночью: я должен был что-то сделать. Я себя таким не знал. Со стороны я видел себя ненормальным: настолько энергетика Борисова проникла в меня.
И в это время в дверь постучала Алла: „Олегу плохо — температура поднимается. Уже около cорока“. Немедленно вызвали „скорую“. Медики осмотрели Олега и, ни слова ни говоря, уложили его на носилки-каталку и помчались по коридору гостиницы».
«Вы понимаете, что случилось? — говорит Хейфец. — Олег обладал таким нечеловеческим зарядом, который полностью передал мне в тот вечер. Полное его обессиливание почему-то сопровождалось и такой высокой температурой. Сорок. Какое-то очень редкое лекарство, которое следовало вводить либо внутривенно, либо посредством капельницы, находилось в сейфе. Врачи не решались позвонить — ночь! — командующему округом (госпиталь военный), но потом все же позвонили, и он распорядился открыть сейф: Борисов был спасен».
Алла Романовна рассказывала, что в ту ночь, на фоне стремительно возраставшей температуры, Олег Иванович еще читал «Маскарад». И когда температура поднялась выше сорока, и когда приехала «скорая» — рядом с ним лежала пьеса Лермонтова.