Читаем Олег Борисов полностью

И Борисов — Павел быстро уходил. Зал взрывался аплодисментами… Вот эта пауза, молчание, где он взял это? Я любитель пауз, но я не мог предположить, что он так сумеет отреагировать».

Молчание Борисова, заполнявшего собой сцену даже тогда, когда он находился на ней в одиночестве — сидел и не произносил ни слова, завораживало своей мощью. И не только, к слову, в «Павле I», зрители которого чувствовали на себе мистическую силу этого молчания.

Борисов отмечал в «Дневниках», что репетировал даже во сне и просыпался — в четыре утра — во время «репетиции». Хейфеца впечатлила работа с Борисовым. «До „Павла“, — говорит он спустя годы, — мною был прожит большой отрезок жизни в театре, было очень много встреч — так сложилась моя судьба — с крупнейшими артистами нашей страны, но я сих пор воспринимаю случившееся (я имею в виду нашу встречу) как нечто все-таки исключительное. Мне кажется, что не было ни разу — ни одного мгновения, — которое вызвало бы у меня непонимание артиста. Ни разу! Ни когда артист вступал со мной в какой-то там диалог, ни когда артист молчал, что значительно важнее слов… Для меня эта встреча чрезвычайно дорога. Чрезвычайно».

Хейфец не переставал благодарить судьбу за то, что она свела его с Борисовым на площади Коммуны. И после первой же репетиции «Павла I» с Олегом Ивановичем задумался о строительстве всего репертуара театра «на Борисова». Жаль, что об этом не задумывались ни в Киеве, ни Георгий Александрович Товстоногов, ни Олег Николаевич Ефремов, когда Борисов был моложе и когда неизлечимая болезнь еще не так давала о себе знать…

После того как Хейфец получил согласие Борисова работать над «Павлом I» и в театре приступили к репетициям, режиссер, когда бродил по улицам, думал: почему родившийся в Яковлевском некий Олег Иванович Борисов, ставший потом знаменитостью, проработавший многие годы в Театре им. Леси Украинки, в БДТ, затем — в Художественном театре, и родившийся в Минске Леонид Ефимович Хейфец, прочитав Мережковского, так полно и едино почувствовали, зачем это сегодня нужно, что для них значит Павел, что для них заговор, что для них бунт на Руси, что для них ре-во-лю-ци-я, что для них кровь, что для них трагедия власти?! И не было ни одной репетиции, где бы Хейфец с Борисовым что-то понимали разно. «Это, — говорит Леонид Ефимович, — даже пугало, но это — правда. И актеры ощущали наш союз. Ощущали его серьезность. Потому что Борисов пришел на первую репетицию, уже многое прочитав, многое зная».

Образовался действительно серьезный союз. Без очевидных разногласий. Режиссер и актер не только не собирались (ни вместе, ни порознь) связывать «Павла I», держа «фигу в кармане», с ситуацией в Советском Союзе конца 1980-х годов. Они даже не затрагивали этого вопроса в многочисленных разговорах на «павловскую» тему. И нет, пожалуй, малейших оснований полагать, будто Хейфец взялся за «Павла I» с намерением совместить события той эпохи с перестроечными событиями.

Андрей Караулов полагает, что «Хейфец хотя и говорит о весне 1801 года, но думает о другой весне — 1989-го». Суждение основано на предположении о том, будто уйти в XVIII век режиссер разрешает только Борисову, а остальных актеров туда не пускает: культура двора павловской эпохи им будто бы не знакома, и Хейфеца устраивало, что «они лишь делают вид, что играют исторических персонажей». На самом же деле режиссер вместе с художниками и, конечно же, с Борисовым пытался с присущей ему предельной тщательностью выверять все моменты необходимого соответствия эпохе, вплоть до мелочей. Другое дело, вполне объяснимая растренированность тогдашней труппы ЦТСА, общая расхлябанность в театре, процветавшая до прихода нового режиссера («Сегодня, — вспоминал об одном из репетиционных дней Борисов, — в театре была примерка костюмов — это ужас. Балахоны! Висят как на вешалке. Отправили на переделку. Павел должен бы всех высечь… Загляните хотя бы за кулисы во время спектакля — это же ужас, тут не то что творить, просто находиться не безвредно. И так везде — на любом производстве, в любой сфере деятельности, в любом углу России во все времена»), павловской эпохе соответствовать не позволяли, и Хейфец мастерски использовал это обстоятельство в пользу предложенной Борисовым концепции роли Павла I. Для того чтобы, упорствуя и подводя труппу муштрой к строжайшему выполнению всех требований дисциплинарного порядка, заставить всех, кто выходит в «Павле I» на сцену, выглядеть людьми из той эпохи и превратить спектакль в компактное цельное произведение, Хейфецу понадобилось бы гораздо больше времени, нежели восемь-девять месяцев репетиций, предшествовавших премьере. Режиссеру вполне достаточно было того, что маленький человек на огромной сцене выглядел не маленьким и заставлял всех забыть о размерах пространства.

«Борисов, — отмечает Борис Любимов, — так сохранил свою форму, что, пожалуй, ни один актер его поколения с ним не сопоставим. И эта его профессиональная умелость, его оснащенность сделали то, что в финале его Павла становится жаль, он вызывает сочувствие».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное