Читаем Олег Борисов полностью

В отечественной историографии, не говоря уже о кинематографе, Павла I принято представлять «монархом взбалмошным и психически неуравновешенным». Из школьной программы советских времен только и помнят о Павле: тиран, палочник, безумный самодержец…

Удивительно, но происходит это и по сей день — инерция представления императора в виде «венценосного самодура, играющего в солдатики», продолжает действовать. И нет дела до того, что Павел за время своего правления никого не казнил, «сумасшествие» его заключалось в борьбе с нерадивыми, привыкшими к безнаказанности начальниками и чиновниками, которых он либо увольнял, либо высылал из Петербурга, в юридическом закреплении «первенствующей и господствующей» роли православной церкви среди других церквей и конфессий в России. «Не стоит удивляться, — говорит военный историк Андрей Малов-Гра. — История царствования Павла I написана руками его убийц. А точнее — по заказу тех самых людей, которые его ненавидели. Исследования павловской эпохи основываются в основном на воспоминаниях верхушки дворянства той поры. А она немало претерпела от государя, ведь он не давал элите грабить страну. Павел не был революционером, он просто хотел навести в огромной стране порядок по европейскому образцу».

Новый курс Павла I петербургскую знать не устроил категорически. Разрыв с Англией, писал Михаил Александрович Фонвизин в книге «Цареубийство 11 марта 1801 года. Записки участников и современников», «наносил неизъяснимый вред нашей заграничной торговле. Англия снабжала нас произведениями и мануфактурными и колониальными за сырые произведения нашей почвы. Эта торговля открывала единственные пути, которыми в Россию притекало всё для нас необходимое. Дворянство было обеспечено в верном получении доходов с своих поместьев, отпуская за море хлеб, корабельные леса, мачты, сало, пеньку, лен и проч. Разрыв с Англией, нарушая материальное благосостояние дворянства, усиливал в нем ненависть к Павлу…».

Павел I, поперек горла вставший англичанам, убит был не без участия определенных сил извне. Английский посланник в Петербурге лорд Уитворт принимал в заговоре против российского царя самое активное участие. Его высылка (он обосновался неподалеку, в Копенгагене) ни на что не повлияла. К нему за указаниями ездила его любовница Ольга Жеребцова, сестра братьев Платона, Николая и Валериана Зубовых, один из которых — Николай — входил в число непосредственных исполнителей убийства, нанесших царю «апоплексический удар золотой табакеркой» (табакерка принадлежала Николаю Зубову) в висок, а потом задушивших его гвардейским шарфом. После кончины Павла она, как писали историки, «получила в Англии сумму, соответствовавшую двум миллионам рублей — для раздачи заговорщикам, но присвоила их себе». Евгений Шумигорский, дореволюционный исследователь павловской эпохи, резонно вопрошал: «Какие же суммы были переданы в Россию ранее?..» Близкий родственник Жеребцовой Петр Лопухин рассказывал о ней: «Уитворт через посредство О. А. Жеребцовой был в сношениях с заговорщиками; в ее доме происходили сборища, через ее руки должна была пройти сумма, назначенная за убийство или по меньшей мере за отстранение императора Павла от престола… За несколько дней до 11 марта Жеребцова нашла более безопасным для себя уехать за границу и в Берлине ожидала исхода событий…» Связь англичан с заговорщиками поддерживалась также через сновавших между Лондоном и Петербургом курьеров и даже через так и не покинувшего Лондон русского посла, графа Семена Воронцова, фактически английского агента.

В конце марта 1989 года Леонид Хейфец уехал с каким-то спектаклем в Грецию. Олег Иванович наслаждался тишиной и спокойствием на даче («Есть возможность, — записал, — оглянуться перед последним рывком»). «Павла» к тому времени репетировали уже около семи месяцев. «К сожалению, — отмечал Борисов, — больше времени уходит на учебу: как сделать спектакль художественным целым. Труппа работала в другой программе, и многие не вписываются в общую нервную систему. Выпирают эмоции, штампы, и теряется все, во имя чего? Работаю как на драге для углубления дна».

В апреле Борисов сделал переворот, все изменивший кардинально и поразивший Хейфеца и всех партнеров «Павла». «Я и раньше, — пояснял Олег Иванович, — интуитивно к этому шел: играл две последние сцены с точным предчувствием конца. С желанием смерти. Но сейчас понял, что вызов заговорщикам надо делать раньше. Когда? С первого же выхода! Вылететь на вахт-парад стрелой, пропахав эту бездонную сцену, — и чтоб сияли глаза! Си-я-ли! Знаю, что буду убит, знаю и потому растопчу эту сволочь, изорву в клочья. Успею! Если это сияние от Павла будет исходить, его фигура станет еще трагичней. И все полетит… Хорошо, чтобы и другие не отставали».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное