Читаем Олег Борисов полностью

А он захотел переменить. И какая судьба — вы представьте только — тридцать лет ссылки, и он в ссылке пишет прожекты, как лучше управлять Россией. Над ним смеются. Хохочут. Мать хохочет вместе со двором. Жестокий… Да. Жестокий. Но по отношению к чему, к кому? Недостаток ли это? Мы сразу со своими мерками. У нас в учебниках все понаписано и по полкам поразложено. Я недавно читал о трактовке Лермонтовым своего Печорина. Тоже хрестоматийный образ, про который говорят в школе заученные истины. У Печорина, говорит Лермонтов, все качества прекрасные: умный, добрый, талантливый, богатый… Богатый, кстати, как прекрасное качество. Но один недостаток: жестокий. И этот-то недостаток, при сравнении с обществом, его окружающим, становится, по мысли писателя, достоинством героя. И потом, как он говорит: я не героя, я болезнь описал. То же и с Павлом происходит. Знаете, для меня драгоценно, один человек позвонил после спектакля и сказал: „А мы ведь ничего не знаем…“ Вот это для меня важно.

Жестокий — да, нервный… Но ведь он же очень добрый, ласковый, нежный, чистый. Это действительно трагическая фигура. Ведь не случайно за границей — куда ему очень редко разрешали выезды — о нем говорили: „русский Гамлет“. И не только по ситуации — трон, борьба… Но и по душевным качествам, по уму, по поведению. Его фактически всю жизнь предают — те, кому он доверяется, с кем он дружит. Друг обманывает его с женой. Когда тот умирает, и Павел плачет, мать замечает ему: „Ты не страдай, у твоей жены с этим роман был“. И так все время. Нож в спину. Одни ножи. У него душа вся окровавленная. Я ее прямо ощущаю, такую кровоточащую… Вот об этом надо говорить — о душе надо говорить. А о душе мы не умеем говорить, потому что не знаем, что это такое. То есть мы знаем, но мы настолько стыдливы и стеснительны, настолько мы забиты и затоптаны, что не имеем, не можем произнести этих слов. А надо».

Ефремов постановку не одобрил, просто сказал: «Нет». Хейфецу это было непонятно… Он мог ждать чего-то подобного от кого угодно, но не от Ефремова. Когда Хейфецу в Малом театре, где проработал 15 лет, сказали: «Вампилов — нет!», мол, «Прошлым летом в Чулимске» — клевета и неправда, и люди в СССР так не живут, эту позицию Хейфец понял. Но ефремовский МХАТ казался ему территорией, свободной для творчества.

«Да нет, нам Мережковский ни к чему», — сказал Ефремов Смелянскому по прочтении. «Не могу объяснить, — говорит Смелянский, — почему он не дал Борисову сыграть Павла I. Ну что, из-за актерской ревности? Да нет, конечно…»

О «Павле» Ефремова спрашивал и Борисов, когда пришел к Олегу Николаевичу получить разъяснения относительно возникшей коллизии с «Дядей Ваней». Не получив по Астрову вразумительного (не говоря уже о честности) ответа, Борисов сказал: «Еще хотел спросить о пьесе „Павел I“. Тебе читать давали…» — «А чья это пьеса? — Ефремов сделал вид, будто не понимает, о чем идет речь. — Напомни…» — «Мережковского, — ответил Олег Иванович. — Есть предложение Хейфеца поставить ее на меня». — «Не понравилась мне эта пьеса, — сказал Ефремов. — Процесса нет, скучновата…»

Для Ефремова «процесса» не было и в «Кроткой». Только, по всей вероятности, и был он в понимании главного режиссера в «Перламутровой Зинаиде», где Олегу Ивановичу Борисову, уже сыгравшему к тому времени главные роли в таких выдающихся театральных работах, как, к примеру, «Король Генрих IV», «Три мешка сорной пшеницы», «Тихий Дон», «Кроткая», «Дядя Ваня», показавшему высочайший актерский уровень, в частности в фильмах «Женитьба», «Остановился поезд», «Подросток», «Крах инженера Гарина», «Парад планет», «По главной улице с оркестром», предлагалось сыграть Колю-Володю в не самой, мягко говоря, достойной МХАТа постановке — однодневке и бегать по сцене в трусах.

Товстоногов однажды сказал Борисову на репетиции: «Олег, больше глины! Всё мягче…» Олег Иванович молча удивленно посмотрел на Товстоногова. «Понимаете, — ответил Георгий Александрович на непрозвучавший вопрос, — глина — это жизнь, гипс — смерть, мрамор — как бы вам сказать… то, что от нас здесь останется». «Красиво, — записал Борисов, — изрек… репетировали-то „Протокол одного заседания“! Для этого „протокола“ единственный материал — гипс». И для «Зинаиды» перламутровой — гипс.

Судьбу «Павла» во МХАТе решал только Ефремов. Отказывая (Хейфецу-режиссеру, Борисову — артисту и Смелянскому, лоббировавшему работу над спектаклем прежде всего ради того, чтобы оставить Олега Ивановича в театре), Ефремов сказал, что постановка может быть расценена, как «конъюнктура» — это в 1989 году о пьесе, написанной Мережковским в 1908-м! Олег Николаевич так и сказал Леониду Ефимовичу: «Конъюнктура». И добавил, что Мережковского в Художественном театре ставить не следует. Ни с Борисовым, ни с кем-либо еще. Думается, стоит в связи с этим заметить, что почти сразу после издания этого произведения Мережковского оно было запрещено за «дерзостное неуважение к Высшей Власти», а весь тираж — конфискован. Через четыре года состоялся суд, все обвинения с автора снявший.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное