Читаем Олег Борисов полностью

Хейфец после этой истории МХАТ покинул. Его вновь позвали в Центральный театр Советской армии, из которого он в 1970 году ушел по собственной инициативе из-за закрытия спектакля «Два товарища» по повести ставшего в то время в Советском Союзе опальным Владимира Войновича.

В ЦТСА, где Хейфец сразу же заявил руководству театра о намерении ставить «Павла I», режиссеру предложили для начала переговорить об этом в Главном политическом управлении Министерства обороны. ГПУ вовсю еще, пусть перестройка и была уже «на марше», функционировало, Театр армии считался одним из подразделений управления, и работать (не то чтобы ставить, — работать!) над «Павлом I» Хейфецу не разрешили. Не сказали категорически: «Ни в коем случае!» Нет, просто не рекомендовали: «Рано». Это было сродни запрету. Режиссер принял решение приступить к работе над пьесой Мережковского, не обращая никакого внимания на разговор в ГПУ. «Если меня уволят, — сказал себе, — значит, уволят».

Леонид Ефимович рассказывает, что, уйдя из МХАТа, он внутренне распрощался с Борисовым, с которым они часами обсуждали пьесу Мережковского. В представлении Хейфеца Павлом мог быть только Олег Иванович. «Я понимал, — говорит Хейфец, — что ему скоро 60 лет, что это Советский Союз, что Художественный театр представляет его к какой-то очень высокой награде. И я понимал: при чем тут площадь Коммуны и наши с ним вечерние беседы, когда мы шли по Москве? И понимая все это и ни на что не надеясь, я позвонил Олегу Ивановичу и сказал: „Олег Иванович, конечно, надежды нет, я ни в каком сне не вижу, что вы будете играть…“ — „Почему нет надежды?“ — ответил он. „А вы пойдете на скромную сцену Театра Советской армии? Из Московского Художественного театра?“ — „Когда репетиция? Я приду к вам в театр репетировать Павла I“. И он — пришел. Он это сделал. Люди театра знают, что это такое. Он не только это сделал. Он буквально через несколько недель сказал: „Пожалуй, я перейду сюда работать“. Я стал его отговаривать: „Олег Иванович! Нельзя уходить из Художественного театра за несколько месяцев до наград, до званий, до праздника — до юбилея“. Он произнес текст, который я не могу воспроизвести. Надо знать Художественный театр, положение в нем Борисова, конъюнктуру города Москвы. Он совершил невероятный поступок». Для Хейфеца этот поступок стал «огромным человеческим ошеломлением».

Артисты ЦТСА приходили к Хейфецу в кабинет и спрашивали: «Правда ли, что Борисов будет играть Павла I?» «Правда», — отвечал режиссер. И спрашивавшие — Хейфецу: «Я — на любую роль!» Актеры, по выражению Хейфеца, «толкались», чтобы участвовать в спектакле. В любой роли. Вплоть до массовки. Подавляющее большинство. Только потому, что они понимали значимость прихода Олега Борисова в свой театр — таким был авторитет Олега Ивановича в театральной среде. Леонид Ефимович испытывал эйфорию. Он, по его словам, «стал свидетелем редчайшего актерского поведения». Хейфец думал, что с такой гигантской пьесой будет испытывать затруднения с подбором артистов, но оказалось, что у него практически была запись — «на любую роль, лишь бы с Борисовым».

29 сентября 1988 года Олег Иванович назвал датой для себя «исторической»: первая репетиция «Павла», читка по ролям, знакомства… «„Здравствуйте, я — Олег Борисов…“ От всего этого грустно, — записал он в дневнике. — Почему я в чужом, неизвестном мне театре, а не у себя? А где это у себя? Когда заполнял анкету, подумал: все равно надо было чем-то заняться, не сидеть же без дела. Летом прочитал вольтеровского „Кандида“, на которого так ополчился мой новый знакомый Павел Петрович. Там есть фраза, которой буду себя тешить: „Все события связаны неразрывно в лучшем из возможных миров“».

«Он меня учил, — вспоминает Хейфец. — Вот из „Павла“ — конкретный пример. Павла I показывали в советской историографии как сумасшедшего безумного идиота. Но разве мог Олег Борисов быть на такой позиции, получив роль Павла. Он мгновенно, мгновенно понял, что такое его отец, он понял, что Петр III это человек, которого убила мать, и он сразу — я не успел еще рта раскрыть, как он расположился к матери как к женщине, которая убила его любимого отца.

А любимого отца в пьесе нет. Только один пунктир иногда проходит относительно его отца. Но он это сразу взял. Он выходит и видит книжку у сына, Александра, будущего императора. Наклоняется, берет эту книжку, а книжка эта связана с антипавловским зарядом, настроением. И он так смотрит на эту книжку, что большой зал ЦТСА в этот момент не дышит… А всего-то: он просто берет книжку и так на нее смотрит. А потом спрашивает. Спрашивает абсолютно буднично: „Откуда она у тебя?“ Так просто спрашивает, как будто интересуется, который час. И замечательно, надо сказать, игравший Борис Плотников отвечает ему: „От бабушки“.

Наступала пауза. Мощное, гневное, завораживающее молчание Борисова, сосредоточившего на себе внимание каждого зрителя, ошеломленного мистической силой артиста. И — крик после нее: „Чертова бабушка!!!“

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное