Читаем Олег Борисов полностью

И Смелянский решил удержать Борисова «Павлом I».

История с этой пьесой Дмитрия Мережковского развивалась следующим образом.

Во второй половине 1980-х годов, в перестроечные уже времена, в СССР в полный голос заговорили о необходимости издания книг писателей, которых прежде запрещали. Из уст академика Дмитрия Сергеевича Лихачева прозвучала в числе прочих фамилия Мережковского. Во время очередного трепа в литературном отделе МХТ кто-то (скорее всего, это был Смелянский) произнес: «Подождите! Ведь у Мережковского были пьесы!» И сразу вспомнили о «Павле I».

Смелянский во мхатовских недрах обнаружил ветхий экземпляр «Павла I». Отдал его Леониду Хейфецу, распорядившись перед тем, как отдавать, перепечатать. Напечатанный на машинке экземпляр отнес Ефремову. Сказал, радостно прибежав в кабинет к Олегу Николаевичу (и Хейфец, прочитав, примчался следом и сообщил художественному руководителю о непреодолимом желании поставить «Павла I» с Борисовым): «Если и есть пьеса в русской драматургии для Олега Борисова — это „Павел I“». (И критики после появления «Павла I» на сцене скажут в один голос: «Борисов родился, чтобы сыграть Павла I»: удивительным образом совпали энергетика Борисова, его лицо, пластика, нервная система с представлениями о том, каким был «этот невероятно несчастный русский царь».) «Давай. Почитаю», — без энтузиазма ответил Смелянскому Ефремов.

Хейфец — по приглашению Ефремова — пришел во МХАТ незадолго до событий с «Павлом». Успел поставить там пьесу Владимира Арро «Колея». Потом собирался взяться за «Павла I». Когда он читал текст, переданный ему Смелянским, буквально с третьей фразы Павел в его воображении заговорил голосом Олега Борисова… «Я, — рассказывал Леонид Хейфец, — сразу понял, что это его роль». Жили Борисов и Хейфец неподалеку друг от друга. После заседаний правления Художественного театра частенько вместе шли пешком домой. Говорили только о «Павле». Не ставя перед собой такой задачи, фактически наговаривали, прорабатывали темы будущего спектакля. «Борисов, — вспоминает Хейфец, — знал о нем значительно больше, чем я…»

Позже, когда они уже работали над «Павлом» в Центральном театре Советской армии (ЦТСА), Леонид Ефимович рассказывал, что Олег Иванович оказался более подготовленным к работе, нежели он. С точки зрения понимания Мережковского, его философии, мироощущения. Хейфец репетировал с Борисовым первый раз и сразу же — на уровне интуиции — почувствовал, что ему необходимо «соответствовать» великому актеру. Это ощущение чрезвычайно режиссера мобилизовало.

Понимание Борисовым Павла было совершенным: полным и объемным. Он рассказывал Хейфецу, что во встрече с Мережковским есть некое мистическое переплетение: очень давно, когда имя Мережковского еще было «подо льдом», он на книжном развале наткнулся на маленький обветшалый томик, сразу его купил, стал читать, прочел и таким образом, задолго, как говорит Хейфец, «до многих из нас, — узнал». Сам Хейфец Мережковского не читал до той поры, пока академик Лихачев не «дал сигнал» о возвращении русской эмигрантской культуры и пока не появилась реальная возможность прочесть.

После того как Борисов сыграл в БДТ «Короля Генриха IV», у него возникли «связи» в главном ленинградском книжном магазине — «Букинисте» на Литейном. Директор магазина пригласила заходить. Олег Иванович рассказывал о первом результате нового знакомства: полное и первое посмертное собрание сочинений Пушкина 1855 года, семь томов в зеленом кожаном переплете и Тютчев издания 1900 года. Тогда же ему рассказали, что незадолго до его прихода «Букинист» посетил Георгий Александрович Товстоногов и ушел с Полным собранием сочинений Мережковского. Борисову пообещали: если кто-нибудь еще сдаст Мережковского, его оставят для Олега Ивановича. Обещание сдержали.

Мережковский, да и не только он — Гоголь и Достоевский тоже, — ведет у Борисова свое начало со школьной учительницы по русскому языку и литературе, рассказывавшей о запрещенном тогда писателе и его произведениях.

«Мережковский для меня, — говорил потом Борисов, — это Литейный, магазин „Букинист“, шестидесятые годы, прогулки с маленьким сыном у Владимирского собора (слава Богу, ныне уже действующего), у музея Достоевского на Кузнечном… Это знакомство с людьми, которые мне позволяли заходить в запасники „Букиниста“, где я покупал литературу, которая меня интересует… Предполагал ли я тогда, что этот человек когда-нибудь встанет на моем пути?»

Фигура Павла запала в душу Олегу Ивановичу сразу после того, как он о нем узнал, прочитав Мережковского. «Обидно, — говорил Борисов, — что такое предназначение людей, которые могли бы много полезного сделать, — не понято. Достаточно прочитать все указы, которые он за четыре года издал (2248 серьезных, влияющих на жизнь страны актов за 1582 дня царствования. — А. Г.). Человек, который хотел в России создать лучшую в мире армию, выбрав прусский образец. Конечно, он мог считаться сумасшедшим. Исходя из того, что России порядок просто неведом. И сейчас, как тогда…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное