Читаем Олег Борисов полностью

«Кроткая», ошеломившая театральную общественность обеих столиц, получила достойную критику. «Сюжет этого „фантастического рассказа“, как назвал его Достоевский, навеян трагическими проблемами и событиями реального бытия, осмыслявшимися писателем в его „Дневнике“, — отмечала в статье „Достоевский на сцене“ Нина Рабинянц. — Театр создал спектакль о пагубности капитуляции перед злом, когда внутренне рушится униженный и оскорбленный человек. И, ожесточившийся в болезненном самоутверждении, множит, сам того не ведая, жестокость окружающего. Убивает то добро, которое могло стать для него самого нравственной опорой. Это спектакль о неотвратимом одиночестве как расплате за гордыню и эгоцентризм, за насилие над душой ближнего. И о позднем, но все же просветляющем человека сознании своей ответственности за случившееся. В инсценировке и решении спектакля замечательно реализовалась структура рассказа, которая с предельным напряжением обнаруживает его трагическую суть, но для театра представляет огромные трудности. Рассказ построен как монолог героя, пытающегося у гроба жены-самоубийцы „уяснить“ случившееся, собрать „мысли в точку“. Режиссерский замысел Л. Додина, претворенный художником Э. Кочергиным в истинно „достоевских“ трагически сгущенных образах, замечательно воплощают актеры. И прежде всего О. Борисов, играющий главного героя — роль, которая, безусловно, принадлежит к наисложнейшим для исполнения. Одновременность существования в нескольких планах — проживаемое заново прошлое и настоящее с его нарастающей мукой, смятенный диалог с самим собой и дерзкие апелляции к миру, биение язвительной мысли и казнь души — эти условия игры выдержаны актером идеально. Борисов играет с предельной мерой отдачи, столь редкой сегодня, но без которой немыслимо глубинное раскрытие образов Достоевского. Разрушительные противоречия своего героя артист постигает исчерпывающе… Борисов играет весь ад, всю внутреннюю пытку несправедливо отверженного… Играет презрение к миру и зависимость от него. Здесь и трагическая „неготовность к добру“ — для Достоевского мотив существенный. И страстная тоска о добре, понимании, любящем, родном сердце. И дьявольская недоверчивость, снедающий страх быть непонятым, неоцененным».

Артист, по мнению Нинель Исмаиловой, обращается по большей части к самому себе, а иногда, с раздражением, — к зрителям, ведь его никто не понимает, никто. Несравненная сила и сложность Достоевского в том именно, что он обнажает высочайшую деятельность психики, и Борисов в прямом смысле делает для зрителя осязаемым процесс мышления-переживания. Здесь такая энергия исповеди, такая интенсивность чувства, что она сама по себе драма. «Существование Борисова на сцене, — писала Исмаилова в статье „Двойной портрет в театральном интерьере“, — это чувственно-нравственное действие, по выражению Гёте. Нам показан сам процесс мысли, который и дает истинное представление о внутренней жизни героя. Именно психологический процесс, не итоги его, а само движение, изменчивое, причудливое, безостановочное. Каждая фраза, сказанная Борисовым, каждый кадр кажутся непредсказуемыми, неожиданными, потому что ведь это „тайная работа духа“ идет, сейчас, на наших глазах из чувства рождается слово. Мы видим человека, устремленного „вглубь своей внутренней жизни“. Сам темп действия, можно сказать, лихорадочный ритм его определяется внутренним состоянием героя. А порой так накаляется, что и самое невероятное кажется возможным. Когда Борисов взлетел на шкаф, право, можно было подумать, что его духовная энергия вообще поглотила телесную, и он стал летать и прыгать, как человек обыкновенный не может. Нравственный суд над собой герой совершает как бы перед лицом любимой женщины.

Татьяна Шестакова помогает Борисову, ведет свою мелодию, неслышно движется, больше молчит — лишь изредка одно-два слова, но без которой нет воздуха и нет прозрения. Поразительно удается актрисе быть видением и одновременно живым существом. Изящество и простота режиссерских приемов (по мнению Нинель Исмаиловой, Лев Додин сделал московскую редакцию „Кроткой“ более аскетичной и строгой по форме. — А. Г.) требовали высочайшего мастерства от актеров. Борисов и Шестакова оказались во всеоружии артистизма и художественной культуры».

Малые повести Достоевского театровед Борис Любимов сравнивает с «конспектом великих его романов». Читатель, впервые открывающий страницы «Кроткой» — позднего произведения, вошедшего в «Дневник писателя», встречается с постоянными, столь важными для писателя мотивами. Мысль о том, чтобы сохранить для зрителя одну из лучших ролей Борисова, что и говорить, хорошая вне зависимости от того, по какой причине перенос спектакля с ленинградской сцены на московскую, пусть даже в новом виде, было решено произвести. Но и то верно, что далеко не всегда такого рода переносы спектакля со сцены на сцену бывают успешными: новые условия часто меняют и, по справедливому замечанию Бориса Любимова, «искажают что-то неуловимо важное».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное