Океан

Маликов сел в машину и бесцельно отправился катить по городу, разгоняя наступление сумерек светом фар. Раздумья завели его в глубину старых микрорайонов. Возле подъездов он заметил движение, которое сразу ему бросилось в глаза. Точно – парень бил девушку по лицу. Резко затормозив, он вышел и направился к толпе молодых людей.

– А ну-ка, отпусти её.

– Чё те надо, мужик? Вали отсюда, – кричал разгорячённый парень. Все пять человек встали с лавочки, на которой осталась лишь недопитая бутылка водки и пластмассовые стаканчики. Они стали приближаться к Маликову. Расстегнув куртку, Костя достал пистолет и взвёл его.

– Газовый, – усмехнулись из толпы. – гонять по подъездам.

Маликов отвел руку в сторону, и раздался грохот выстрела, бутылка на лавочке разлетелась вдребезги.

– На пол, – последовал приказ.

Пуля прошла аккуратно между двух выпивших парней, и даже пьяным мозгом они среагировали моментально, плюхнулись в грязь.

– Иди в машину, – крикнул Костя пригнувшейся от выстрела девушке, – кто встанет, пристрелю.

Она неуверенно подошла к автомобилю, остановилась, дожидаясь человека с пистолетом.

– Не бойся, милиция. – подошёл Маликов.

– Отпустите меня, товарищ милиционер.

– Я тебе помочь хочу, глупая, а не арестовать.

– Это был мой парень.

– И ты позволяешь себя бить?

– Я ему изменила, вот поэтому… всё и получилось.

– Ну, тогда иди к нему и пусть он тебе голову отшибёт, – Маликов сел в машину и рванул с места. Проехав этот район, он остановился и бесцельно уставился в одну точку.

Мотылёк.

И дольше века длится ночь,

И кому я теперь, в смерть измученный нужен.

Я боюсь только тех, кто мне хочет помочь

И душа как замёрзшие лужи.

Я лежу между жизнью и не чувствую тела.

Может мне пустота служит горьким уроком

Ты как мотылёк на огонь, что я, Боже, наделал.

Может сердце от боли, заболело пороком.

Мотылёк на огонь, ну зачем ты летишь?

Рука моя крепко когда-то сжимала цевьё

И плечо на прикладе: мушка, пуля, мишень.

И любовь на хвосте принесла мне сорока.

Я бы спас тебе жизнь, точно зная, где цель.

Мотылёк на огонь, ну зачем ты летишь.

***

Чесноков вышел из лифта и направился к нужной ему квартире. Открыла пожилая женщина.

– Здравствуйте, я полковник Чесноков.

– К Алексею Михайловичу, правильно да? – ответила доброй улыбкой женщина.

– Да. Да, – пытался улыбнуться Чесноков, но получилось у него не очень.

Старый пенсионер с привычками аристократа находился в комнате, сделанной под кабинет, заполненной стеллажами с книгами, столом, креслами и диваном.

– Вероятно вы, Владимир Иванович?

– Да, Алексей Михайлович.

– Я так и понял. Проходите, присаживайтесь где вам угодно, хотите ли чая, кофе?

– Да нет, спасибо.

– Мне звонил Гульц, просил вас принять. Я уже, в принципе, отошёл от дел, не читаю лекций, здоровье не позволяет, так если что пишу, когда позволяют престарелые мозги.

Взгляд у старого профессора выглядел ясным и чистым, что говорило об остроте его ума, несмотря на годы.

– Чем же я мог заинтересовать полковника Чеснокова? – Старика, когда-то знаменитого, а ныне забытого, прорвало и он, не обращая внимания на гостя, стал изливать то, что накопилось у него на душе:

– А этого бандита Гульца я уважаю и люблю, хотя поначалу я был недоволен его методом. Просто я люблю дочь, а она в нём души не чает. Я ведь всю жизнь провёл в коммуналке и лишь благодаря Гульцу получил эту четырехкомнатную квартиру вместе с дочерью и внучкой.

– Так ведь этот бандит, – старый профессор вскочил с кресла и достал с полки книгу, – напечатал эту вещь и принёс её своему начальству. Если вы не дадите, говорит, квартиру профессору Лебедеву, которая ему уже много лет положена, я эту книгу скачаю в Интернет. Это я уже узнал после получения квартиры, чем был немного недоволен, но дочь объяснила, что Гульц нас просто спас, потому как она не выносила эту коммуналку. Эта книга называется «Медвежатник», талантливо подстроена под классическое произведение, пособие для начинающих преступников. Человек, прочитавший это, так сказать, классическое произведение и решившийся на преступление, во сто крат уменьшает возможность быть пойманным органами милиции. Гульцу угрожали уволить, посадить, но под честное слово он уничтожил черновики. Две книги, оставшиеся в живых после экзекуции, есть лишь у меня и у Архипова. Переосмыслив все обстоятельства, я сначала осуждал Гульца, потом возлюбил как сына. Он шёл на преступление из-за какого-то забытого Богом старика, поэтому его просьба принять вас, была для меня очень значительна. Я долго готовился к вашему приходу, но не пойму, чем я вам могу помочь.

– Алексей Михайлович, я интересуюсь неофициальным расследованием, которое вы вели. Сатана, вот что меня интересует.