Океан

– Бесы, самоубийцы – это что, его внутренний мир?

– А почему бы и нет? Он довёл себя до такого состояния. Нервное и физическое перенапряжение. Его худой организм обладает нечеловеческой силой, он одержим.

– А как ты объяснишь способность угадывать погоду.

– Этого и Захатский не может объяснить, – и Гульц принялся снова наливать. – Давай хоть вечером не будем думать о работе.

– Не думай тут, когда так события повернулись.

– А ты вообще, можешь расслабляться?

– Могу, только до спортзала дойти некогда.

– Что тебе мешает? В этом городе полно спорткомплексов, – Гульц наливал теперь по полной. – А водка значит, тебя не расслабляет?

– Если только ведро выпить, то да.

– Ведро в студию, – щёлкнул пальцем Гульц.

Улыбчивая барменша поняла этот жест как просьбу подойти.

– Я вас слушаю.

– Эх, мадам, чего же вам было плохо-то в Париже. Нам ещё водки, а салаты оставьте.

– А что это Вяземский на слова «Пойдём, выпьем в город» аж подпрыгивает?

– Да были приключения, с братвой подрались.

– Ну, допустим, с твоими кулаками можно не бояться.

– Да, только они при стволах были.

– Ну, так ведь у вас тоже табельное оружие.

– Не взяли, – и Чесноков опрокинул во внутрь ещё стакан, как всегда ни грамма не поморщившись, – так справились.

– Справились, и теперь Вяземский предпочитает смотреть телевизор, – захихикал Гульц, кряхтя от водки.

– Слушай, у тебя есть цель в жизни, или ты как робот, не знаешь, чего хочешь? Запрограммировал себя и пашешь как вол. И только не рассказывай о возвышенных идеалах. Ведь ментовка – это работа с разным дерьмом, и столько проработав, понимаешь – вонь передается и тебе, – уже захмелевший Гульц пустился в душевные разговоры, – и от самого начинает попахивать.

– Я потом и кровью завоевывал себе имя. Я никогда не говорил, что цель оправдывает средства, но и без цели ты – часть толпы, стоящей за молоком или хлебом, ругаясь и толкаясь. Гомо сапиенс, не знающий, зачем он живёт.

– Да, ты служишь закону, я уважал тебя, когда разоблачал и сажал крупных милицейских чинов, погрязших в коррупции, продавшихся мафии. А если я тебе задам вопрос на засыпку: как ты поступишь, если повстречаешь Сатану, который неизвестным чутьём выслеживает маньяков и жестоко их убивает?

– Он нарушил закон, он убийца, он должен быть наказан.

– Ты хочешь сказать, что старый профессор не прав, когда сказал мне, что пусть лучше он живёт.

– Нет, он перешел грань дозволенного.

– Но ведь он спас жизнь многим невинным людям? – и Гульц с хрустом распечатал новую бутылку. – Маньяков иногда опергруппы вычисляют годами, собирая улики по новым трупам изуродованных и изнасилованных, а он сверхъестественным путём их находит.

– Ты думаешь, одни маньяки на его счету. Это сверхъестественное чутьё оказывается и у Наумова. Если коснуться бреда из снов майора Колобова, то Наумов как-то чувствует Сатану.

– Это всё сны.

– Так ты же сам говорил…

– Говорить одно, ты же работаешь с фактами – это ещё надо доказать и проанализировать. Знаю, у тебя чешутся руки допросить Наумова. Не получится: препараты, которыми его пичкают, оказывают выраженный антипсихотический эффект. Они потенцируют действия снотворных наркотиков и других средств, угнетающих функцию центральной нервной системы. При этом происходит тяжёлое токсическое угнетение и коматозное состояние, сопровождающиеся пирамидными и экстрапирамидными расстройствами, при этих явлениях назначают антипаркинсонические средства, например циклодол, который обладает галлюциногенными действиями, вызывает растерянность. При передозировке препаратов возможно нарушение сознания вплоть до комы.

Гульц сделал паузу и сказал:

– Итак, ты хочешь его допросить, даже если он получает максимально допустимую дозу. Или ты ничего не понимаешь? Он и десяти минут на стуле усидеть не может – его корёжит.

– И всё-то ты знаешь, вот только помочь ничем не можешь.

– А что ты прикидываешься тупорылым, это очень страшно, когда тебя накачивают такой гадостью. И там тоже не дураки, никто не собирается над ним издеваться, его пытаются вылечить, и по-другому нельзя, – Гульц снова принялся наливать. – Будь я на месте Захатского, я бы тоже не допускал такого, как ты, до пациента

– Что ты за личность такая, что за все твои поганки на тебя никогда не обижаешься? – внезапно улыбнулся Чесноков, видимо, зацепило спиртное, выпитое практически без закуски.

Гульц поднял вверх указательный палец:

– Сила моя – это интеллект. Ты знаешь, что такое счастье, Вова? – улыбался захмелевший Гульц, – Это не внешний фактор, это внутреннее состояние организма, и я счастлив, что на твоей мерзкой роже вылезла улыбка.

– Ты лучше посоветуй, что делать будем в такой ситуации.

– Придумаем, Вован, придумаем. Не прокисать же в этом городе всю жизнь. А то я смотрю, он на тебя неблаготворно влияет, видения посещают кору твоего головного мозга. Наливай.

– А ты можешь запросить дело «Сатаны» сюда? – Чесноков опять стал серьёзным.

***

Кружка чифира прошла по кругу под нетерпеливые взгляды тех, кому останется заварка.

– Андрей, почитай какие-нибудь стихи, – попросил Усов.

– Это не стихи, это песни.

– Ну, всё равно, прочитай.