– Полковник, – нахмурился профессор, – это дело изменило всю мою жизнь. Я в своих исследованиях описал психологический портрет этого человека, через что он прошёл, его проблемы, его возраст, его душевную болезнь. У меня написано много трудов на эту тему. Но берегитесь, полковник, это дело вас утянет, как и меня когда-то. Вы изменитесь, вы станете по-другому смотреть на жизнь. И если бы не Гульц, я не отдал бы вам эти бумаги. – Старик стал вытаскивать со стеллажей старые папки и складывать их на стол. – Я об этом человеке многое знаю: его нервное заболевание, диагноз, возраст, психологический портрет, даже пытался описать причины, которые толкали его на эти преступления, события, происходившие в его молодости, его детство. Всё здесь, – он указал на папки.
– Но если не секрет, полковник, зачем это вам? Ваш отдел этими вещами не занимается.
– Понимаете, Алексей Михайлович, в нашем деле странным образом появляется Сатана.
– Вот это словосочетание – странным образом – то, чего я боюсь. Всех может завести в критическое положение. Я в своё время бросил это дело, узнав, кто он на самом деле, этот Сатана. Это изгнанный из рая Люцифер. Здесь всё написано, почитаете, поймете.
– Спасибо за помощь, Алексей Михайлович.
Чесноков удалился, оставив старика одного.
Он смотрел в окно в одну точку, уйдя в свои мысли с головой, может, даже жалея о том, что не смог отказать полковнику.
Огни святого Эльма.
– Всё, Андрей, меня завтра выписывают, – Женю терзало нетерпение, он не находил себе места, ему не спалось и не сиделось на месте. Он строил планы на будущее – какая у него теперь будет жизнь.
– Я к тебе обязательно приеду, а долго ты ещё здесь будешь?
– Долго, Женя, здесь дни идут очень медленно, – Ерасов всегда верил Наумову, его как других, не отпугивал взгляд одержимого, он верил в его силу, его доброту.
– Я вот думаю, как мне дальше жить, чего бояться.
– Бойся одиночества, Женя. В одиночной камере люди сходят с ума. Я из своей жизни сделал одиночную камеру, и вот к чему это привело.
– А как же друзья?
– Все мои друзья либо погибли, либо уехали далеко-далеко.
– А как же девушка, которая к тебе приходила?
– Я ее зову Мотылёк. Ей чтобы не сгореть, нельзя ко мне приближаться. Нельзя трогать чистую не испорченную жизнью душу – душу ребёнка, ничем не провинившегося перед Богом.
– Если она тебя нашла и пришла сюда, значит, она тебя любит.
– Вот этого я больше всего боюсь.
– А ты ее любишь?
– Я однолюб, Женя.
– Значит, ты кого-то всё-таки любишь, кто она?
– Её давно нет в живых.
Ерасов смотрел на огоньки глаз Наумова, глядящие в глубину ночи сквозь стёкла.
– А мы встретимся на свободе? Я хочу, чтобы мы встретились. Зайдешь ко мне домой, увидишь мою дочурку, она красивая! – улыбался Женя.
Он хотел переменить тему, видя, что такие вопросы не приносят радости Андрею.
– А летом мы ездили к тетке в деревню. Там хорошо, природа.
– Нет, городским не всем дано понять, что такое природа. Это когда, отправляясь за грибами или ягодами, идёшь несколько километров в самые дебри. Когда становишься на лыжи и отправляешься на охоту, не обращая внимания на погоду. Это не сравнить с искусственным, созданным человеком, миром, когда через клетку ты наблюдаешь за вскормленными в неволе животными.
Теперь они оба смотрели в окно и молчали – каждый думал о своём.
Порывы ветра, разыгравшегося на ночь, ударяли в окно.
– А сейчас на море, наверное, сильные волны? – перебил тишину Женя.
– Ты прав, Женя, и лишь лихой капитан не спустит сейчас паруса.
– Так, наверное, уже не осталось парусных кораблей.
– Осталось, Женя, и один из них приплывёт за мной. Я в это верю. Как наступит лето, езжай на море, вдруг я буду проплывать мимо на своем трехмачтовом бриге. – Наумов смотрел в потолок, и в темноте мерцали огоньки его глаз.
– Я обязательно поеду, только скажи, на какое море.
– Это не важно, Женя, главное на море.
– Я тебя понял, Андрей. Расскажи мне о море.
– Я тебе расскажу об огнях святого Эльма, повстречавшись с которыми, корабль и вся его команда считались обречёнными. Голубые огоньки на концах рей, мачт, на выступающих частях корабля – это короткий разряд молнии, и, причём для появления его не нужен шторм с грозой, а наоборот, доводящий до сумасшествия штиль или томящий душу туман. После огней святого Эльма корабельный священник начинал читать молитвы, и вся команда молилась о спасении души. Если на корабле нет священника, этим занимается капитан, который знает все обряды и умеет вести службу. На носах кораблей находится фигура, отпугивающая морских дьяволов и бесов.
– А какая фигура на твоём корабле? – спрашивал Женя, загоревшийся разговором, вырисовывающий в голове яркие картины морских странствий.
– Единорог, – улыбнулся ему Наумов. – Это мифическое животное, являющееся чистым людям, а так его никто не видит. Это белый конь с крыльями как у Пегаса, с одним рогом, выходящим изо лба. Только девственница, по поверью, может его увидеть, удерживать, прикасаться, кормить с рук. Гоблины – злобные духи леса, хотят его убить, но он для них невидим, пока он не осквернён.