Одолей меня

– Творец и Каратель, – поясняет Делалье. – Это…

Он с судорожным всхлипом заваливается назад, головой ударяется о спинку кресла. Время внезапно замедляет свой ход.

Даже сердце стучит реже. Мир приостанавливается. Передо мной медленно проходят сцены, кадр за кадром.

Пуля между глаз Делалье.

Кровь тонкой струйкой течет по его лбу.

Громкий резкий рык.

– Ах ты сукин сын, предатель.

Я смотрю и не верю глазам.

Андерсон.

Джульетта

Мне ничего не объясняют.

На обед отец меня не зовет, несмотря на обещание Иви. Рядом не садится, чтобы поведать долгие истории обо мне или о себе, не выдает никакой новой информации ни о моей жизни, ни о других Верховных главнокомандующих или хотя бы о тех шести сотнях людей, только что убитых мною. Он и Иви ведут себя так, будто и не было ужаса последних семнадцати лет. Как будто ничего странного не происходило, как будто я никогда не переставала быть их дочерью.

Не знаю, чем зарядили тот шприц, только никогда я не испытывала ничего похожего. Я будто сплю и бодрствую одновременно, будто буксую на месте, будто шарики у меня в голове завязли в густой смазке, я стараюсь говорить, но губы больше не слушаются. Отец переносит мое безвольное тело в комнату ослепительно-серебристого цвета, устраивает в кресло, фиксирует ремнями, и паника, горячая, жуткая, накрывает меня с головой. Кричу. Ни звука. Разум отсоединен от тела, точно меня вынули из оболочки. Действуют лишь базовые функции выживания. Глотать. Дышать.

Плакать.

Слезы текут по лицу, а мой отец насвистывает мелодию, его движения просты и изящны: он устанавливает капельницу. Двигается с поразительной легкостью, я даже не замечаю, как он снял наручники, пока в его руках не блеснул скальпель.

Серебряная вспышка.

Лезвие такое острое, что он без усилий делает на каждом моем предплечье по два ровных разреза, и кровь, кровь, теплая и тяжелая, стекает по запястьям в раскрытые ладони, и все кажется ненастоящим, даже когда он втыкает несколько электродов прямо в незащищенную плоть.

С небольшим опозданием появляется боль.

Боль.

Она проклевывается в ступнях, поднимается по ногам, распускается в животе и, пробравшись сквозь горло, фейерверком взрывается в голове, прямо за глазами, я кричу, однако кричит только мой разум, мои бесполезные руки безвольно лежат на подлокотниках. Ясно, он меня убивает…

Но он лишь смеется.

И… исчезает.

Агония, моя агония длится и длится часами.

Сквозь туман небытия я смотрю, как кровь, капля за каплей, срываясь с кончиков пальцев, наполняет кровавые лужицы в складках моих штанов. Меня атакуют видения, воспоминания девочки, которой я могла бы быть, сценки с людьми, которых я могла бы знать. Хорошо бы только галлюцинации, однако я уже ни в чем не уверена. Кто знает, не Иви ли с Максом навязывают мне эти воспоминания? Кто знает, смогу ли я снова доверять себе, как прежде?

Я все думаю и думаю об Эммелине.

Невесомо дрейфую в море равнодушия, но что-то не дает мне забыться, что-то, связанное с ней, тащит и дергает меня, подталкивает к каким-то случайным откровениям – эмоциональным открытиям, которые, вспыхнув, тут же гаснут, будто испугавшись самих себя.

Все это длится, длится, длится и длится.

Тысячу световых лет.

Целую вечность.

вновь

и

вновь

чуток ясности

глотоккислорода

и меня швыряет обратно в море.

Слепящий белый свет мерцает над головой, шумит в унисон с низким гулом двигателей и вентиляторов. Резко пахнет антисептиком. Тошнит так, что сознание уплывает. Я зажмуриваюсь – все, на что я способна.

Я и Эммелина – в зоопарке

Я и Эммелина – первое путешествие на самолете

Я и Эммелина – урок плавания

Я и Эммелина – первая стрижка

Мой разум наполняется образами Эммелины начиная с самых первых лет нашей жизни, ее лицо я совсем не помню и вспомнить его не могу. Ничего не понимаю. Не понимаю, откуда они приходят. Иви, что ли, их подсовывает, только зачем ей это нужно, непонятно. Картинки в моей голове сменяют одна другую, точно я перелистываю страницы в альбоме с фотографиями, они заставляют меня взгрустнуть о сестре. Они заставляют меня вспомнить Иви как свою мать. Заставляют меня вспомнить, что у меня была семья.

Наверное, Иви хочет, чтобы я вспомнила прошлое.

Капли моей крови падают на пол. Такая знакомая всем капель, звук, как от неисправного крана, медленное

кап

кап

теплой жидкости на плитку.

Эммелина и я всегда держались за руки, куда бы ни шли, часто одинаково одевались. У нас, у обеих, были темные длинные волосы, но ее глаза – синие-пресиние, и она на несколько дюймов выше меня. Хотя у нас только год разницы, выглядела она намного старше. Особенно когда в ее глазах появилось что-то суровое. Серьезное. Она держала меня за руку так, будто старалась уберечь. Словно она знала то, чего не знала я.

Где ты? – хотелось бы мне узнать. Что они сделали с тобой?