– А сейчас… – Она показывает мне блокнот с записями, – еще и это. Эммелину надо заменить, а мы даже не уверены, что ты подойдешь. Эффективность работы твоего тела только шестьдесят пять процентов, а твой разум просто катастрофа. – Она замолкает. На лбу у нее пульсирует венка. – Возможно, тебе не дано понять, что я сейчас чувствую. Возможно, тебе и не захочется понять всю глубину моего разочарования. Но ты и Эммелина – работа всей моей жизни. Именно я нашла способ выделить ген, который был причиной многих изменений населения. Именно я сумела воссоздать эти изменения. Именно я переписала твой генетический код. – Иви хмурится, вот сейчас она впервые похожа на человека. Ее голос смягчается. – Я пересоздала тебя, Элла. Ты и твоя сестра – величайшие достижения моей карьеры. Ваши неудачи, – шепчет она, прикасаясь кончиками пальцев к моему лицу, – это мои неудачи.
Я непроизвольно фыркаю.
Иви выпрямляется.
– Будет неприятно. Не скрою. Боюсь, другого пути нет. Мне нужно, чтобы твое сознание было свободно от всякого мусора, если получится. Мы начнем с чистого листа. Когда это сделаем, ты будешь помнить только то, что я скажу. Понятно?
Мое сердце несется вскачь, я слышу его сумасшедший неравномерный стук, усиленный ближайшим прибором. Звук, как сирена, заполняет всю комнату.
– У тебя поднимается температура. – Она говорит отрывисто. – Не надо бояться. Так будет лучше. Парис все еще требует тебя убить. Но он… – Она секунду колеблется… – Парис все драматизирует. Мы знаем, как он тебя ненавидит из-за твоего влияния на Аарона. Он обвиняет тебя, знаешь ли. – Иви наклоняется ко мне. – Думает, ты отчасти виновата в том, что Аарон такой слабак. Если честно, я иногда думаю, что он прав.
Сердце стучит еще быстрее. Легкие вот-вот лопнут. Лампы над головой льют поток слепящего света в глаза, в мозг…
– Так, я введу эту информацию. – Она открывает серебристую шкатулку, – прямо в твой мозг. Надо загрузить много данных, твоему телу потребуется время, чтобы все усвоить. – Она выдерживает паузу. – Твой мозг, скорее всего, будет это отторгать, твоя задача – сделать так, чтобы все шло своим чередом, ясно? Мы же не хотим, чтобы прошлое перепуталось с настоящим? Больно будет только несколько первых часов, потом, если выживешь, твои рецепторы перестанут реагировать, и остаток информации загрузится уже безболезненно.
Хочется орать.
Получается лишь хрипеть. Слезы ручьем текут по щекам, мать встает рядом, тянется пальцами, тонкими, чужими, к моей голове, я вижу, но не могу чувствовать, как огромная игла входит в мой висок. Она опустошает и наполняет шприц не меньше тысячи раз, и каждый раз меня будто погружают под воду, я словно медленно тону, задыхаюсь вновь и вновь, а умереть мне не дают. Я лежу тут, беспомощная, бессловесная, в жестоких муках, дышать не могу, только хрипеть, а она склоняется надо мной и наблюдает.
– Ты права, – произносит Иви спокойно. – Наверное, это жестоко. Наверное, милосерднее дать тебе просто умереть. Только все это не для тебя, Элла. А для меня. Это то, что сейчас, – говорит она, поглаживая меня по голове, – нужно мне.
Кенджи
Все происходит слишком быстро, не сразу понимаю, что случилось.
Делалье мертв.
Делалье мертв, Андерсон жив.
Я имею в виду, что сейчас он лежит на полу, похороненный под грудой мебели. Касл издалека внимательно всматривается, а когда я слышу, что Андерсон еще хрипит, то понимаю: Касл и не собирался его убивать, хотел только обезвредить.
Я медленно подбираюсь к ребятам, столпившимся вокруг задыхающегося Андерсона. И замечаю, что Адам вжался в стену, застыл как статуя с выражением ужаса на лице.
Мое сердце разрывается от боли за него.
Как хорошо, что он уже давно отправил Джеймса спать, нечего ребенку смотреть на такое.
Касл решается подойти ближе. Останавливается в нескольких шагах от Андерсона, лежащего ничком, и задает вопрос, который у всех на языке.
– Как тебе удалось выжить?
Андерсон выдавливает из себя улыбку. Она получается кривой. Безумной.
– Знаешь, в чем твоя потрясающая особенность, Касл? – Он произносит имя Касла как насмешку. Пытается вдохнуть. – Ты абсолютно предсказуемый. Тебе нравится подбирать бездомных. Ты любишь слезливые истории со счастливым концом. – Вдруг Андерсон резко, громко выдыхает; похоже, Касл придавил его посильнее. Когда ему удается набрать в легкие воздуха, он продолжает: – Ты дурачок. Так легко веришь всем и каждому. – Еще один резкий болезненный вздох.
– Как ты думаешь, кто меня сюда вызвал? – Андерсон все еще пытается говорить. – Как думаешь, кто меня информировал обо всем… – Еще напряженный вдох, – что вы тут обсуждали?
Я застываю.
Ужасная боль наполняет мне грудь.
Мы все как один оборачиваемся к Назире. Она стоит в стороне от всех – воплощение спокойствия и энергичности. Ее лицо бесстрастно. На меня она смотрит как на стену.
Кружится голова, наверное, грохнусь в обморок.
Напрасная надежда.