Один

Понимаете, когда мальчик убивает девочку, потому что он хочет с ней переспать, а она ему отказывает, и он ее тогда убивает и с ней мертвой это проделывает, — это говорит еще, конечно, о страшном провале коммуникации, о дикой невозможности коммуницировать, о том, что проще убить, чем договориться, или проще убить, чем вытерпеть. Это коллизия, конечно, чудовищная.

И уж совсем чудовищной мне кажется коллизия, когда мальчик и девочка, у которых были отношения, продолжают жить вместе и иметь параллельно другие отношения друг у друга на глазах. Это какая-то чудовищная невоспитанность души. Надо уметь уходить от таких коллизий, потому что они на самом деле губительны, смертельны. Любовь — это довольно серьезная штука. А здесь, к сожалению, мы наблюдаем скорее не уход от конфликта, а сознательное его обострение, если угодно, расчесывание язвы.

И здесь беда в том, что, видно, жизнь этих людей была страшно скучна, абсолютно пуста, если им вот такими способами приходилось себя заводить. Кстати, в опубликованных дневниках этой девочки Тани чрезвычайное количество жалоб на тоску, скуку и депрессию, проистекающую, конечно, от абсолютного ничегонеделанья. Учиться она не хочет, работы у нее нет или эта работа не корреспондирует никак с ее душой — и в результате возникает ситуация чудовищной скуки и пустоты.

И вот здесь я понимаю, что довольно актуальной, видимо, будет эта наша книжка «Маруся отравилась», которую мы сейчас выпускаем в редакции Елены Шубиной. Там собрана проза двадцатых годов, посвященная той же абсолютно ситуации — любви и суициду. Прежде всего это повесть Глеба Алексеева «Дело о трупе». Это, безусловно, замечательный «Собачий переулок» Гумилевского, который плохо написан, но коллизия абсолютно та же самая.

В чем здесь проблема? Мне кажется, в том, что это продолжается драма русского Серебряного века, когда тоже главными проблемами молодежи были суицид и разнообразная эротика. Происходило это потому, что на более высокие, более серьезные занятия не было ни ума, ни востребованности — ну, просто среда не порождала этого запроса. И в результате человек делал только то, что он может сделать с собственным телом: убийство или секс, или насилие. То есть два варианта. И когда секс надоедает, то — самоубийство. Это вот то, что прослеживается так явно в «Деле о трупе».

То есть эта ситуация показывает, до чего в условиях стагнации может довести скука, когда людям настолько нечего делать, что единственным их развлечением остаются эксперименты со связыванием друг друга, со взаимным мучительством на абсолютно пустом месте, потому что любви там нет никакой, там это все от делать нечего, и в результате — самоубийством, тоже без раскаяния, а только потому, что «не выдержу тюрьмы», «не вывезу». Хотя, может, он и пишет иногда: «Что я сделал? Как я мог?» — но он не понимает, что он сделал. И вот это, мне кажется, самое страшное, когда у людей из всего запаса, из всего арсенала возможной человеческой деятельности остаются убийство, самоубийство и более или менее изобретательная эротика. Ну, в общем, тут деваться некуда. Это страшно скучно.

Это ровно то, что писал Андрей Платонов о жизни героев модернистской прозы. Да, Андрей Платонов. То, что писал Андрей Платонов в рецензии на «Прощай, оружие!». Ну хорошо, представим их жизнь вне социума. Вот ему и Кэтрин удалось куда-то убежать. «Что им останется, кроме примитивной сексуальной любви?» (дословная цитата). И платоновский «Антисексус» мы тоже туда включаем.

К сожалению, повышенный интерес к сексу и к смерти — это отсутствие каких-либо иных созидательных и серьезных интересов. Вот толстовский интерес к смерти — он совершенно другой природы. Толстой рассматривает смерть как неизбежное препятствие на пути развития личности, препятствие, которое можно отбросить. А здесь, к сожалению… Ну, возьмем эти суицидные группы все в Интернете — здесь именно смерть как последний эксперимент. Как сказал тот же Щеглов: «Смерть как последнее развлечение танатофила, как апофеоз его стремлений». Хотелось бы все-таки, чтобы какие-то другие стремления были. Это показатель страшного тупика.

С другой стороны, а чем современный молодой человек в России может развлечься? Какие темы, цели он может перед собой поставить? Я, честно говоря, не желал бы быть сегодня старшеклассником или студентом. Я бы с большим трудом себе представлял свое будущее и, главное, возможности внесетевой коммуникации, потому что люди действительно разучились коммуницировать, кроме как в Инстаграме. А в Инстаграме или в Фейсбуке коммуникация очень безответственная. Там же тебе не могут по морде настучать, поэтому там… К сожалению, жизнь и смерть виртуального существа более плоские, бумажные, простые, чем реальность. И я боюсь, что этот уход в Фейсбук или в другие сети… Я совершенно не собираюсь их проклинать. Я просто говорю, что у человека должна быть какая-то жизнь, кроме этого.