Один

«Зачем Честертону нужен отец Браун как герой детективов? Ведь странен проповедник в роли сыщика».

Андрей, это очень дельный вопрос. Вот вы тут далее пишете: «Что же он ищет?» Он ищет Бога. Это нормальная история. Дело в том, что вера в Бога сама по себе — проблема довольно-таки детективная. Я писал многажды о том, что неинтересен детектив, в котором ищут только преступника. Уж преступника автор знает. Берясь за детектив, он заранее знает разгадку.

Вот Достоевский… Вы знаете, я не очень люблю этого автора, но я восхищаюсь его изобретательской дерзостью, потому что, конечно, «Преступление и наказание» — это детектив принципиально новый или, как я там насчитал в сюжетных схемах, девятого типа, когда ясно, кто убил, кого убил, когда и где, но непонятно, зачем. И главное, непонятно — и что теперь? Поэтому настоящий детектив — это детектив, где автор разыскивает метафизическую истину, ее обоснование. Таковы некоторые наиболее удачные детективы Агаты Кристи, которая, безусловно, религиозный, глубоко религиозный автор.

И конечно, детективы Честертона продиктованы не столько, как вот Матвеева говорила, чувством уюта, которое порождает, вообще говоря, каминный детектив (кругом бушует зло, а мы сидим с патером Брауном у камина, и нам уютно), но это порождается еще и, конечно, жаром метафизического вопрошания, понимаете, вот этим духом поиска Бога на земле, поиска его следов.

Вот у Хертсберга в «Fallen Angel», в замечательном романе, из которого «Сердце Ангела» сделал Алан Паркер, там герой ищет самого себя. Но ведь в каком-то смысле… Ну, это не спойлер, это абсолютно очевидная вещь. Но ведь в каком-то смысле, ребята, любой поиск Бога — это поиск себя. Потому что сказал же нам Блаженный Августин: «Господи, если бы я увидел себя, я бы увидел Тебя». Вот этот мотив поиска истинного себя — это то, чем занимается патер Браун. Помните, там же он, кстати, говорит: «А я ничем не лучше. Я сам совершил все эти преступления». Все с ужасом на него смотрят, а он говорит: «Да! Потому что я проделал их мысленно, я прошел этот мысленный путь». С этим не поспоришь. И наверное, патер Браун находится в таком тесном контакте со злом именно потому, что это в известном смысле жертва с его стороны.

Еще одна просьба поговорить об отношении Толстого к поэзии.

«Как попасть на ваши лекции в Питере?»

Да в Питере-то как раз довольно элементарно на них попасть. В Мариинке или… В Мариинке ли? Я не знаю точно. Ну, в общем, кажется… Или в БДТ? В БДТ, по-моему, лекция по Швейку, потому что Андрей Могучий поставил спектакль о Швейке. Там лекция о Швейке как о последнем герое Австро-Венгрии. Мне давно хотелось вообще поговорить о Швейке как о таком квазитрикстере XX века. Это такой наш современный Одиссей, при этом он в одном лице и Дон Кихот, и Санчо Панса. До сих пор же непонятно, как к Швейку относиться, в какой степени он идиот. Вот попробуем поговорить об этом.

Ну и в «Эрарте» будет довольно большой вечер стихов, а в «Буквоеде» — презентация сборника «Страшные стихи». Кстати, здесь масса вопросов, где достать этот сборник. Ну, сейчас — вот сегодня-завтра — его не достать нигде, потому что тиража еще нет. Но 21-го в Доме книги на Новом Арбате я представляю вот этот сборник «Страшные стихи», второе издание, где он уже претерпел некоторые, на мой взгляд, позитивные изменения, стал еще страшнее. Приходите в полшестого вечера, и там я буду, стало быть, этот новый сборник по мере сил представлять. Кстати, довольно скоро выйдет и новый полный «Квартал», насколько я понимаю… ну, с новыми тремя главами. Это произойдет где-то в первой половине февраля.

«Как вы относитесь к Случевскому? Почему не включили его страшные стихи в сборник?»

Случевского я очень люблю, я считаю его выдающимся поэтом. Я разделяю гипотезу (не помню сейчас чью), что именно из его стихов — из «Коллежских асессоров», насколько я помню — выросли «Стихи о неизвестном солдате» Мандельштама. И вообще обратите внимание: у поэтов XX века очень много эпиграфов из Случевского. Нет, он блестящий поэт. Такие ржавые струны, дребезжание ржавых струн, старые, некрасивые, совершенно чуждые обычным лирическим вдохновениям. Его вдохновляют очень часто эстетика безобразного, нарочитые прозаизмы. Ну, я думаю, что вот он и Фофанов — это такие два источника лирики XX века. И Иннокентий Анненский во многом вырос из них, потому что это его ржавые струны, но сначала они заговорили в подчеркнуто дисгармоничной такой, я бы сказал, иногда подчеркнуто безобразной поэтике Случевского. Случевский — замечательный поэт. Почему не включил? Не знаю. Не дошли руки. Но там будут еще новые переиздания. Спасибо. Конечно, включим.

А сейчас… Вернемся через три минуты.

_{РЕКЛАМА}

― Продолжаем разговор.