Один

«Кто был прототип Одинокого, циника из «Остромова»?»

Довольно очевидно, по-моему: Тиняков. Тем более что и псевдоним Тинякова был Одинокий. А у меня там в трилогии бо́льшая часть персонажей действует под псевдонимами своими. Ну, скажем, Горький — это Хламида. Иегудил Хламид — он так подписывался долгое время. Либо люди действуют под фамилиями сходными. Скажем, Шкловский — Льговский. И так далее. Но с Тиняковым, по-моему, все понятно. И он не просто узнается, а он там читает одно свое стихотворение.

«Почему Цветаева считала, что «наполненная до краев идиллия уже есть трагедия»?»

Насколько я помню, это из письма и это отзыв… Ну, там шел разговор о Брюсове. Если вы помните, в воспоминаниях о Бальмонте, в очерке о Бальмонте, где пустота от полноты, где трубка, слишком наполненная, слишком набитая табаком, не курится, трубка набита любовью, раскурить ее невозможно. Для Цветаевой понятия пустоты и полноты — они ключевые, принципиально важные. Речь идет о том, что предельное выражение, предельное совершенство какого-то типа, даже самого идиллического — это ситуация трагическая. Предельная полнота. Ну, такое гегелевское понимание искусства. Абсолютная полнота типа, полнота выражения. И действительно, чем человек ярче, чем он более воплощает собой определенный тип, тем его участь трагичнее.

«Как вы относитесь к творчеству Дмитрия Глуховского?»

С живейшим интересом. Мне очень интересно, куда его эволюция приведет.

«После прочтения «Чучхе» Гарроса и Евдокимова возник вопрос — такой же, как после фильма «Бердмэна»: что делать автору, если придумалась хорошая форма, а содержание до нее недотягивает?»

Кирилл, ситуация, как правило… Ну, я не знаю насчет «Чучхе», но насчет «Бердмена» я согласен, что форма этой картины интереснее, чем мысль, чем смысл, чем типаж и так далее. Мне кажется, надо просто написать, а в процессе эта форма наполнится, она обретет… Я вообще исхожу из того, что в искусстве форма не то чтобы первична, но она открывает возможности. Как рифма иногда доводит вашу мысль до какого-то неожиданного поворота, так и форма романа иногда, если она придумана абстрактно (ну, придуман роман в письмах или придуман роман с внезапным финалом, или роман разными голосами, как у Коллинза), это почему-то дает толчок мысли. Поэтому, коль скоро форма придумана, попытайтесь ее просто наполнить. Рискните написать. Главное — не бойтесь, что не получится, потому что…

Как бы это так сформулировать, чтобы никого не обидеть, в том числе себя? Так не бывает, чтобы получилось. Всегда остается неполнота. Всегда замысел реализован не полностью. Всегда, как говорит писатель в «Сталкере», чувство, что вот у тебя в чернильнице на кончике пера истина, и ты никогда не можешь вытащить ее оттуда. Поэтому все равно не получится. Пишите, не бойтесь. Помните, как сказал Сальвадор Дали: «Не бойтесь совершенства, вам его не достичь». Я бы даже, знаете… Ну, у меня в одном стишке, сравнительном новом, есть такая мысль, что человек, который считает после пятидесяти, что жизнь его прошла не напрасно, прожил свою жизнь зря, потому что он ничего не понял.

«Требуем продолжения лекций о трикстере. Рейтинг невыдуманных трикстеров, не исключая ныне здравствующих: лжеученые, аферисты, политиканы. Ведь культура тоже авантюра. Трикстерская психология есть и в маркетинге, и в искусстве, и в науке. Кстати, и в живой природе — у растений, насекомых, рыб — как метафора человеческого. Есть ли трикстеры в научной фантастике?»

В научной фантастике полно. Я, кстати, думаю, что у Стругацких только их нет, потому что Стругацким вообще было присуще довольно серьезное отношение к жизни. А вот в западной фантастике — у Шекли, например — трикстеры на каждом шагу.