Облом

Мы разговорились. Он, потягивая самокрутку, неспешно больше отвечал на мои вопросы, словно взвешивая каждое слово. Оказывалось, что до недавних лет его местом жительства был Асташ, и я стал называть имена общих знакомых. Вот тут-то и встала вдруг между нами стена. Понятно, что недоверие это пробудилось с его стороны. Было достаточно произнести имя Полины.

– Полина, – бородач замолчал. В его голубых глазах словно бы пошла поволока. – Полина моя жена, – коротко отрубил он и, наклонившись, поднял с земли топор.

– Так вы, получается, теперь живете здесь, – назвал я ближайшую русскую деревню.

– Ну я пошел, – сказал он, а пройдя несколько шагов, повернулся. – Померла Полина.

Он зашагал быстро под уклон, будто торопясь скрыться с моих глаз.

Я остался в недоумении, но скоро уже, закинув за плечо снаряжение, направился следом, не для того, чтобы догнать бородача, просто решил, что пора возвращаться домой, и скоро уже вышел к проселку, где и догнала меня утренняя компания. Они были навеселе. Чувствовалось, что их промысел удался, и громкий разговор шел все о событиях минувших часов. Теперь уже на свету я имел возможность рассмотреть того новичка во всей его красе. Он действительно оказался недурен собой: ладно сбитый в теле, волосатые локти, чистые, словно прозрачные, кисти рук, которые, по всему было видно, не знали физической работы, вьющиеся русые волосы, подбородок вразвал. Мне показалось, что я где-то уже видел его, слышал этот уверенный голос. Он задавал настроение всей компании. Говорил немногословно, но сказанное им тут же подхватывали, обыгрывали, дополняли.

– Выходит, ты неоднократно ездил этой дорогой, – говорил кто-то, видно, вспоминая недавний разговор.

– Да нет, нас ведь больше на вертолете забрасывали. Зимой раза два на танкетке случалось.

– Значит, ты для Полины стал как манна небесная, вертолетом доставленная.

Я вспомнил. Это тот каротажник, которого мне доводилось видеть несколько раз на буровой. Он особо не изменился, возмужав, обретя опыт, укоренив свои привычки.

И тут, когда у подножья горы показались деревенские постройки, впереди мы увидели идущего по дороге моего нового знакомца. Он шел неспешно, а услышав за спиной машину, не оглядываясь, отклонился на коноплистую обочину и все продолжал идти. Когда мы обгоняли его, он бросил взгляд на окно машины, а мои товарищи уже судачили о нем.

– Вот дитя природы, – говорил каротажник. – Что ему надо? Кусок хлеба да не воспринимающую его, кроме как работника, жену. Ты по нему хоть на машине проедь, он встанет, отряхнется и дальше будет жить. А тут носишься, рвешь землю, и все чего-то не хватает.

Когда мы въехали в деревню, компания вдруг отставила живой разговор. Кто-то предложил заехать в магазин и, как он выразился, зарядившись, притормозить где-нибудь за деревней у опушки возле ручья. Сказано – сделано. Уазик остановился возле магазина. Все вышли. Кто-то стал шарить по карманам, но каротажник, достав свой кошелек, небрежным тароватым движением протянул деньги: мол, угощаю. И тут не успела самодовольная улыбка сойти с его лица, как вдруг он застыл в удивлении. Я, заинтересовавшись, стал смотреть по сторонам и увидел молодую женщину, которая вышла из магазина и, поправляя что-то в сумке, спустилась с крыльца. Тут я и сам онемел. Неужели бородач обманул меня? В чем смысл его обмана? Это была Полина. Я ни на минуту не сомневался. Можно бы сказать, что она не изменилась, если не принимать во внимание то, что во всей ее осанке утвердилось еще большее спокойствие, которое мне запомнилось когда-то, горделивость что ли. Она, мельком взглянув на незнакомых людей, о чем-то переговаривавшихся и повернувших разом головы в ее сторону, неторопливо пошла в проулок. Каротажник лишь дал отойти ей и, что-то сказав товаришам, пошел вослед. Мне показалось, он идет, пригибаясь, от куста к кусту, словно тропит добычу. Я не выдержал, пошел за ним.