Гермиона Грейнджер безжалостно теребила камень в утро, когда они со Снейпом ворвались в Визжащую Хижину. Тогда она даже не осознавала это глубокое, почти подсознательное желание сорвать камень с шеи и перекатывать взад-вперёд по ладони. Она и не замечала, что замочек расстегнулся, пока шнурок не повис свободно, и камень не скатился в ладонь.
Снейп всё ещё что-то говорил, отодвигаясь от двери, через которую они вошли, но Гермиона стояла неподвижно, как вкопанная.
Они были тут не одни.
— Северус? — попыталась сказать Гермиона, но ни звука не вырвалось из её рта. Если Снейп и был ещё рядом, она его не видела, потому что не могла заставить себя повернуть голову. Всё, что она видела, не моргая, не говоря и не сдвигаясь ни на дюйм с места, были три серые фигуры на другом конце комнаты, все три ужасно знакомые и родные.
Два парня стояли впереди, всего в футе от неё, смотря на что-то невидимое на земле. А за ними, в тени — она. Гермиона сначала не узнала себя. Одежда, волосы, раскрытый серый рот, демонстрирующий передние зубы вполне обычного, среднего размера. И лет на семь младше её здешней. Но это несомненно была Гермиона Грейнджер, с ввалившимися глазами и такая же перепуганная, какой была эта Гермиона Грейнджер на противоположном конце комнаты.
Она не слышала их, но знала, что именно они говорят: она читала по губам, слыша в голове каждый голос. Она знала в точности, какой звук издаст сейчас младшая Гермиона: «Экспеллиармус!» — и волшебная палочка одного из парней (а это была волшебная палочка, она знала, что это будет волшебная палочка) прыгнет из его руки в её. Знала, какое чувство испытает та Гермиона, когда её пальцы сомкнутся на полированном дереве, пройдутся по всей длине палочки от ягод бузины до самого кончика. Как покалывать будет при этом под пальцами.
Серые фигуры исчезли. Камень выпал из руки на пол. Мир очнулся, оттаял, и тогда Гермиона упала тоже, назад, споткнувшись о деревянный ящик, который раскололся под ней, рассыпав по полу множество заплесневелых сумок из змеиной кожи.
Она расхохоталась. Иначе невозможно было снова прозреть, невозможно было понять, как избавиться от нарастающей в голове боли. Разглядеть Снейпа, который сидел, скорчившись, у стены в пяти футах от неё, подтянув колени к груди, сомкнув руки на лодыжках, с лицом бледным и искажённым ужасом. Он смотрел на неё, пока она смеялась, катаясь в змеиной коже, и ждал, чтобы она прекратила.
Когда она отсмеялась, у неё болели ребра. Боль сверлила голову насквозь: Гермиона боялась, что череп треснет. Такое чувство было, что она исходит светом, что свет течёт из её тела как кровь, расползаясь по полу, захватывая дюйм за дюймом, фут за футом, миля за милей, озаряя развалины замка, отстраивая его камень за камнем, пока он не встанет, дымящийся и потрёпанный, но целый. Пока кровь и тела не сложатся в поле боя, пока она не узнает имя каждого выжившего, каждого погибшего, каждого…
— Снейп?
Он не ответил.
Гермиона схватилась за бока. Подышала глубоко.
— Я вспомнила.
Снейп подтянул колени выше.
— Я, к сожалению, тоже, — ответил он. — Какая жалость, не правда ли? Мир магии — это мир, в котором я мёртв.
***
Опять темно. Всегда темно. Но в «Краю света» горел свет, владелец был на месте и не сильно удивился их появлению.
— Да вы живые, как я погляжу, — сказал он. Гермиона и Снейп, вошедшие бок о бок, тряслись от холода.
Снейп фыркнул. Гермиона ответила: «Самую малость», и хозяин вернул им ключ от номера.
— Ваша мама опять звонила, — окликнул он уже поднимавшуюся наверх Гермиону.
— Я ей перезвоню, — бросила Гермиона через плечо, и они со Снейпом буквально пробежали остаток пути.
Немедленно был поставлен чайник. Снаружи опять поднимался ветер, и Гермиона молилась, чтобы электричество продержалось хотя бы так долго, чтобы вода успела закипеть.
— Вы их не видели, — уточнила она, вручая Снейпу кружку с чаем. Кровать оставалась незаправленной, и Снейп залез на матрас, накрыв ноги покрывалом.
— Я видел только одно, Гермиона. — Снейп поставил кружку на тумбочку со своей стороны кровати. — Нагини, перед тем, как она выдрала мне горло.
— Так вы всё помните, — выдохнула Гермиона.
— Помню.
Казалось бы, такое простое, незначительное слово: помнить. Да, Гермиона помнила, кусочками, но как могла она знать всё сразу? Всё равно что пытаться вспомнить целую книгу, которую читал много лет назад, сразу всю книгу целиком. У неё всё ещё болела голова, и каждые несколько минут она лезла рукой в карман, пощупать камень, убедиться, что он на месте.
— И это всё по-настоящему? — сказала Гермиона. — Должно быть по-настоящему.
— Это всё по-настоящему.
Снейп поднял руку и помассировал шею. На шее у него был шрам, длинный, бледно-жемчужного цвета. Ни следов двойного прокола — отметины, оставленной парой скверных ядовитых клыков.
— Ничего реальнее этого ужаса не видел.
Гермиона затихла, накладывая ложечкой сахар себе в чай.
— Но ведь ничего из этого не было. Мы ведь здесь. Мы больше не в том мире.