О мифах и магии (ЛП)

В Большом Зале оставалось несколько человек. Так странно было стоять между двумя парнями, которых она теперь, казалась, даже и не знала толком. Так неловко, неправильно — словно они были старыми друзьями, которые давно потеряли связь друг с другом, а теперь, решив вдруг встретиться снова, поняли, что былого уже не вернуть. Гермиона чувствовала себя не на своём месте рядом с Гарри и Роном и всё боялась, что малейшая оплошность выдаст в ней самозванку.

«А вдруг я испугаюсь?» — спрашивала она.

«Будь смелее», — отвечал он.

Дин листал свежий, но уже потрёпанный экземпляр «Ежедневного пророка». Гермиона застыла на пороге. Рон успел пройти в зал, ведя перед собою парящее в воздухе тело Снейпа, готовое пополнить собою ряды мертвецов. Гермиона смотрела, как оно скрылось за столом, не в силах заставить себя двинуться с места.

Дин улыбнулся Гарри грустной, утомлённой улыбкой товарища по оружию, а на Гермиону не обратил внимания.

— Мне нужно идти, — сказала Гермиона. — Мне нужна кровать.

— Ну вот, а теперь она… — начал Рон, но она не стала дожидаться, пока он договорит. Гермиона бежала вверх по ступенькам одна, и всё в ней гудело от переполняющей её жизни. Звук её собственных шагов, эхом отскакивающий от камня, казался ей неестественно громким. Её тень была темнее, дыхание отчётливее. Она чувствовала, как кислород переполняет её лёгкие. Как покалывает в пальцах.

Её мысли остановились на Снейпе.

«Его нет там, внизу, — напомнила она себе. — Это не он».

Они это обсуждали. Снейп не знал, какое она примет решение — Гермиона ему так и не сказала — но наверняка об этом размышлял. Наверняка не раз и не два думал о её жизни после его смерти, о том, что она предпримет, чтобы облегчить себе существование.

Они решили, что Гермиона может написать себе самой письмо с рассказом обо всём, что она забыла, и прочесть это письмо, когда её жизнь снова подойдет к концу. Гарри ей не откажет — коснется Старшей Палочкой её виска и шепнет: «Обливиэйт». И прежняя жизнь улетучится из её памяти, и Гермиона снова станет просто восемнадцатилетней девчонкой — девчонкой, которая видела слишком много, но вполне могла бы довольствоваться той жизнью, которая ей досталась, с мужем и детьми, которых она когда-то так желала.

Но пока Гермиона об этом думать не станет. Только не сегодня ночью. Она одна, в общей спальне никого, и даже портреты сейчас — просто куски чистого холста. Никто не перешёптывается в темноте.

Её прежняя кровать была застелена и пуста, словно ждала её. Полог отдёрнут именно в том месте, откуда она всегда забиралась в постель. Гермиона сбросила грязную одежду, скользнула под простыню, откинулась назад и задернула полог. Из оттопыренного кармана брюк она вынула камень, который обещала хранить в тайне и безопасности и похоронить утром глубоко в земле.

Она безмерно устала, но мозг её суетливо жужжал. Перед глазами всё плыло, призраки туманили поле зрения. Призраки ютились в постельном белье, прятались в простынях, кутались в ткань полога, вьющегося над её кроватью, как струи дыма. Уши наполнились шёпотом. На языке распустилось желание.

Гермиона облизнула губы. Камень оттягивал ладонь, нагреваясь и тяжелея, излучая жизнь, которую она помнила, но которой не проживала.

Помнил бы он, если бы был здесь, если бы он видел, дышал, жил?

Гермиона поместила камень на линию жизни. Повернула три раза.

Рука её упала на простыни, между поджатых по-турецки ног, и крепко сжалась.

— Здравствуй, — прошептала она, и глаза её наполнились слезами.

— Здравствуй, — ответил Северус Снейп и улыбнулся ей самой тёплой и самой загадочной улыбкой на свете.