o c24ec28d571a6d65

- Травы целебные сбираем, Михайло Данилович, - сухо сказала Феодосия и добавила: «А

что это вы с Василисой Николаевной не здороваетесь, а она рядом со мной стоит?».

Волк, молча, смерил Василису взглядом – от маленьких, обутых в сапожки оленьей кожи ног,

до алого платочка на голове, - и проехал мимо.

- Говорила я тебе, - прошептала Василиса и тихо заплакала. «И Грише говорила – давай к

батюшке уйдем, в стойбище, Волк все равно нам тут жить не даст, изведет. Гриша мастер,

какой, разве ж атаман его отпустит?».

- Ерунду порешь, - сочно сказала старшая девушка. «Никто никуда уходить не будет, а Волк

ваш – дурак просто. Моя матушка вона одиннадцать лет думала, что отчима моего в живых

уже нет, двоих детей родила, а как встретились они – и стали вместе жить, как положено. А

ведь они с отчимом моим повенчаны были, не то, что вы с Волком. Слезы утри и слушай

меня, когда уеду я – у тебя все травы будут, на случай чего».

- А с Волком, - загадочно улыбнулась Федосья, когда они, стоя на коленях, выкапывали

корни, - сие дело поправимое.

-Йем улем! – хором сказали остяцкие дети, - три мальчика и две девочки, - выбегая из

маленькой горницы батюшки Никифора, где занималась с ними Федосья.

-До свидания! – улыбнулась она, и встав, закрыв свою тетрадь, застыла, - из-за стены

доносился мужской голос, по складам читавший начало Евангелия от Матфея.

Девушка подождала немного, и, выйдя на крыльцо, прислонилась к столбику.

- Федосья Петровна! – сказал Волк. Она обернулась, и, глядя в его веселые, голубые глаза,

сказала: «Смотрите, какая погода на дворе хорошая, так бы и на конях прокатиться.

Помните, как мы с вами в степи-то скакали?»

- Хотите? – он подался вперед. «Я тогда вас за воротами ждать буду, кобылку вам смирную

брать, как и в тот раз? – он ухмыльнулся, и Федосья вдруг вспомнила большой, яркий сноп

осенних листьев, что Волк привез ей тогда, совсем давно.

- Да вы же знаете, Михайло Данилович, можно и резвую лошадь, - девушка посмотрела на

него, - он был лишь чуть повыше, и добавила: «Я со всяким конем справлюсь».

Они медленно ехали по высокому берегу Туры. «Никогда в жизни, Федосья Петровна, я таких

гор не видел, - сказал ей Волк, - представляете, стоите вы, и там, - он показал рукой, - в

отдалении – как будто в сказке какой, и вправду – до небес поднимаются. И снег там, на

вершинах, круглый год лежит».

Федосья вспомнила Монблан, который мать показывала ей, когда они жили в Женеве, и чуть

улыбнулась.

- Не верите? – обиженно спросил Волк. «Тако же и парни – говорили, мол, ты ври да не

завирайся, не бывает таких гор. А я вот этими глазами на них смотрел».

- Ну отчего же, Михайло Данилович, верю, - мягко сказала девушка. «А что за люди там

живут?».

- Хорошие люди, - Волк улыбнулся. «На здешних немного похожи, однако там тепло, леса

только на склонах гор растут, а так, - степь, так у них не чумы, а юрты, как у татар. И лошади

– невысокие, но резвые и выносливые. А так добрые люди, меня приютили, хоша я с ними и

на пальцах говорил».

- Вы, я слышала, с батюшкой Никифором занимаетесь? – спросила девушка.

Волк покраснел, - нежно, и пробурчал в бороду: «Ну да, раз уж все равно атаман меня пока

никуда не отпускает».

- Хотите, я вам помогать буду? – Федосья искоса взглянула на него. «Мне сие нетрудно,

Михайло Данилович».

- Ну, ежели вам времени не жалко, - неуверенно сказал мужчина.

-Да я опосля Успения все равно на Москву поеду, с атаманом, так что не жалко, конечно-

вздохнула Федосья.

-Вот как, - коротко сказал Волк и остановил лошадь.

Внизу медленно текла Тура, на горизонте вилась серебристая лента Тобола, и Федосья,

вдохнул свежий, вечерний воздух, сказала: «Хорошо!».

Леса на другом берегу реки – огромные, бескрайние, стояли все в свежей зелени, и девушка,

нагнувшись, собирая цветы, проговорила: «Завтра детки придут, поставлю в горницу на стол,

красиво же».

Волк улыбнулся и сказал, глядя на горизонт: «А помните, как я вам свою одежду давал? Вам

эта, - мужчина кивнул на штаны и рубашку Федосьи, сшитые из оленьей кожи,- тако же

хорошо».

- Это я сама сшила, как с батюшкой жила, - девушка вскочила в седло. «Ну, давайте

трогаться, поздно уже».

- Поздно, да, - пробормотал Волк, следуя за ней. Темные волосы девушки были сколоты на

затылке и прикрыты косынкой, стройные плечи чуть покачивались в такт шагам лошади, и

она вдруг, обернувшись на мужчину, усмешливо сказала: «Я спою, Михайло Данилович».

Волк знал только несколько слов на остяцком языке, и просто слушал, даже не пытаясь

понять. У нее был нежный, высокий голос, - будто, подумалось ему, у соловья.

- А о чем вы пели, Федосья Петровна? – спросил Михайло, когда они подъезжали к воротам

крепостцы.

- А сие, Михайло Данилович, - дело мое, - капризно выпятив вишневую губу, сказала девушка

и повела лошадей на конюшню.

- Все равно выведаю, - глядя ей вслед, пообещал себе Волк.

-Вот так, - Федосья, что сидела напротив Волка, показала ему перо. «Так и держите, Михаил

Данилович, так удобнее».

- Как по мне, так саблей удобнее, - пробормотал мужчина, и сдул со лба прядку белокурых,

играющих золотом в майском солнце, волос.