o c24ec28d571a6d65

-Жарко-то как, смотрите, - сказала Федосья. «Троица на той неделе, а уже такое тепло. Надо

будет перед праздником в лес пойти, веток березовых наломать, чтобы церковь украсить».

Волк оторвался от листа бумаги и гордо сказал: «Ну, посмотрите, Федосья Петровна».

Она наклонилась – совсем рядом с ним, и Михайло почувствовал запах цветов – или это

были те, что стояли на столе – в простом глиняном горшке? Он украдкой вдохнул еще раз –

ее волосы пахли чем-то кружащим голову, легким.

- Вот, - девушка улыбнулась, - уже лучше, Михайло Данилович. Видите, научились свое имя

подписывать, и совсем быстро. Теперь давайте я вам слова говорить буду, а вы – пишите.

Короткие слова, - добавила Федосья, заметив панику в его глазах, - у вас получится.

- С ошибками будет, - угрюмо проговорил Волк, берясь за перо.

- Тоже ничего страшного, - легко улыбнулась Федосья.

- А у меня именины скоро, - сказал Волк, закончив, посыпая бумагу речным, мелким песком.

«На мученика Михаила Савваита, как раз накануне Троицы в этом году».

- Девятнадцать лет же вам, да? – спросила девушка.

- Помните, Федосья Петровна, - мужчина чуть покраснел.

- Помню, конечно, Михаил Данилович. Она вдруг чуть вздохнула: «А там и Ермак

Тимофеевич уже на Иртыш отправляется, после праздника».

- Там пост Петровский начнется, - обернулся Волк на пороге.

- Ну да, - недоуменно подтвердила Федосья. «А что вам пост, Михаил Данилович, он же

каждый год».

- Да так, - коротко ответил Волк, и, поклонившись, вышел.

Он сидел у окошка, вдыхая свежий ветер с реки, чиня в белесом свете летнего вечера свой

кафтан.

Волк отложил иглу и вслушался. Высокий, красивый голос пел что-то на остяцком языке, -

совсем рядом. «Смотри-ка, такая же песня, - пробормотал он, и вдруг, решительно

поднявшись, вышел.

Григорий Никитич жил в соседней избе, и Волк долго мялся на дворе, прежде чем постучать

в ставню.

- Чего тебе? – угрюмо сказал парень, открывая дверь. «Ежели тебе, что до меня надо -

пойдем за ворота, а хозяйку мою ты пугать не смей, не позволю».

Михайло почувствовал, что краснеет. «В горницу-то дай зайти, - попросил он.

- Ужинаем мы, - Гришка все еще стоял в сенях. «Тут говори, и так вон, ты ее, - он кивнул на

дверь, - до слез довел, боится она».

- Незачем меня бояться, - глядя в сторону, ответил Волк. «Что было, то прошло, Григорий

Никитич, я обиды на тебя, али Василису Николаевну более не держу. Дело у меня до нее

есть, помощь нужна».

Василиса встала из-за стола, и, сглотнув, перебирая рукой, аметистовое ожерелье на

смуглой шейке, проговорила: «Может, трапезу с нами разделите с нами, Михаил

Данилович?». Она взглянула на мужа, и Григорий кивнул головой.

- Вкусно готовите, Василиса Николаевна, - похвалил Волк, облизывая пальцы.

- Сие Гриша, - она смутилась, - ну Григорий Никитич, с утра на охоту ходил, а я уток в печи

томлю, они тогда мягкие получаются.

- Я тут глину нашел на Туре, чуток повыше нас по течению, - сказал Григорий Никитич,

разливая водку, - хорошая глина, с песком как раз для горшков сгодится. Схожу к атаману,

поговорю с ним, чтобы печь на берегу устроить.

- Так гончарный круг же надо, - нахмурился Волк.

- Сие ерунда, - Григорий выпил, - его я быстро налажу. Опять же и остякам горшки

занадобятся.

- Вот я про остяков, - неуверенно начал Михайло. «Вы тут песню слышали, ну, Федосья

Петровна ее пела?».

Красивые губы Василисы чуть улыбнулись. «Хорошо она поет, Михайло Данилович, да?».

- Хорошо, - хмуро сказал мужчина. «А про что сия песня, Василиса Николаевна?».

В раскрытые ставни было видно, как на том берегу Туры, за лесами, спускается вниз темно-

золотое солнце. Василиса посмотрела на медленно темнеющее небо и ответила:

- Называется – песня птицы. Ее девушки поют, когда о любимом думают. Вот какие там

слова: «Сколько я буду еще петь, и мечтать о нем? Утром восходит заря, я спешу собирать

ягоды, и в полдень я возвращаюсь домой, разве я могу своего любимого оставить? Вечером,

когда погаснет заря, я начинаю рассказывать сказки – каждая о моем любимом».

- Спасибо, Василиса Николаевна, - после долгого молчания сказал Волк и поднялся. «И за

трапезу спасибо вам. Ты, Гриша, - он посмотрел на друга, - как зачнешь печь делать, то зови,

раз я пока тут – помогу тебе».

Мужчины пожали друг другу руки, и, когда Волк вышел, Григорий, посмотрев ему вслед,

сказал жене: «Что это Волк, вроде и на себя не похож?».

Та устроилась у мужа на коленях, и, обняв его, прошептала: «Томится, видно же».

- Пойдем, - сказал Григорий решительно, легко подхватывая девушку на руки, - я тоже что-то

томиться начал, на тебя глядя, да и пост уже скоро, счастье мое, а я загодя наесться хочу.

Волк ловко бросил аркан на верхушку молодой березы и пригнул ее к земле. «Спасибо,

Михаил Данилович, - сказала Федосья, и достав нож, принялась срезать покрытые еще

клейкими листочками ветви.

- Вот как красиво будет, батюшка порадуется, - сказала девушка, глядя на охапку ветвей.

«Остяки же, кто крестился, на праздник приезжают, с семьями, много народу будет, нам с

Василисой Николаевной цельный день готовить придется, атаман же столы ставит, и для

дружины, и для гостей».