o c24ec28d571a6d65

любимую брать, чтобы дети наши тут росли, чтобы шли дальше – вперед нас, до самого края

ее, чтобы жили все в мире и спокойствии».

Он вздохнул и почувствовал, что девушка мягко, ласково гладит его ладонь.

- Возвеличися, жених, якоже Авраам, и благословися, якоже Исаак, и умножися, якоже Иаков,

ходи в мире и делай в правде заповеди Божия, - произнес батюшка, и взглянув в темные

глаза Василисы, продолжил:

- И ты, невесто, возвеличися, якоже Сарра, и возвеселися, якоже Ревекка, и умножися, якоже

Рахиль, веселящися о своем муже, хранящи пределы закона, занe тако благоволи Бог.

Василиса улыбнулась, приложившись к маленькому, скромному образу Богородицы, и

священник, тоже улыбнувшись, сказал: «Ну вот, а теперь, как вы есть муж и жена,

венчанные, перед Богом и людьми, так можете поцеловать друг друга».

Григорий наклонился, - жена была много ниже его, и, вдохнув запах хвои и свежести, чуть

коснулся ее губ – мягких, прохладных, как весенний ветер.

Лошадь, таща за собой соху, медленно двигалась по вскопанному полю.

- Хорошо, что мы семена-то привезли, - сказал один из дружинников, что сидели в воротах

крепости, наблюдая за пахотой, приводя в порядок оружие. «Рожь тут должна взойти, лето в

прошлом году было жаркое, такое же и в этом будет, наверное. Хоша хлеба

свежевыпеченного поедим, а то соскучился уже».

- Григорий Никитич вона, - кивнул второй парень, - мельницу ветряную ладит, сказал, надо

будет наверх по Туре подняться, камни для жерновов поискать, как закончит он. Вот

повенчаюсь опосля Покрова, Груню свою научу тесто творить, - парень потянулся, - прямо

глаза закрываю и вижу – каравай на столе стоит».

- Надо будет, как атаман вернется, новые стены зачать ладить, - озабоченно сказал первый.

«Вон, строиться все стали, тесно уже».

- С Волка избой что делать-то? - угрюмо спросил его приятель. «На бревна ее, может,

раскатать, все же место занимает, и хорошее – он же одним из первых дом себе срубил».

- Челн на Туре! – раздался крик сверху, с вышки.

- Ясак, что ли, привезли? – хмыкнул кто-то из парней. «Да рано вроде, по осени только

должны, а сейчас вона – Юрьев день еще не пришел. Овец бы, кстати, с юга-то пригнать, все

скотина, какая-никакая, опять же, и бабы прясть бы смогли, пока мы тут лен еще посеем».

Высокий, широкоплечий мужчина вытащил челн на каменистый берег и стал быстро

подниматься вверх по обрыву.

- Господи Иисусе Христе, - проговорил непослушными губами кто-то из парней. «Неужто

он?».

- Ты ж в буране замерз, - сглотнув, сказал второй, поднимаясь.

Голубые, ясные глаза усмехнулись, и мужчина, огладив кудрявую, белокурую бороду, чуть

присвистнул: «Чтобы Михайло Волк преставился, поболе надо, чем буран, парни». Он

поправил шкуру, что висела у него на плече – невиданную, дымчато-серую с темными

пятнами, и спросил:

-Василиса-то моя как? Небось, все глаза выплакала, голубка? В стойбище она, с отцом?».

- Ты это, - замялся один из дружинников. «Ты к Григорию сходи. К Григорию, Никитичу то

есть, - поправился юноша. «Он знает».

- Занемогла, что ли? Али..., - мужчина перекрестился. «Господи спаси и помилуй».

Он быстрым шагом пошел в крепостцу, а юноши переглянулись. «И атамана, как на грех, нет

сейчас, и батюшка уехал к остякам, - вздохнул кто-то из парней. «Не дай Господь, еще кровь

прольется, Волк – он мужик хоша и спокойный, но бьет-то без промаха».

- Тако же и Григорий Никитич, - вздохнул его приятель.

-Вот так, - сказал Григорий, чертя угольком на столе. «Такая будет мельница, счастье мое».

Василиса, с дымящимся горшком в руках, наклонилась и посмотрела через его плечо. «И от

ветра будет крутиться?», - восхищенно спросила она.

- Угу, - мужчина отложил уголек и вдохнул запах. «Это те утки, что с утра я принес? –

смешливо спросил он. «Теперь каждый день на рассвете стану подниматься, коли так вкусно

будет».

- На рассвете-то может, и не надо, - девушка улыбнулась, придвигая мужу обед. Григорий

бросил на нее один взгляд и рассмеялся: «А ну иди сюда, счастье».

Она тут же устроилась у него на коленях, и Григорий, поцеловав ее в смуглую, теплую щеку,

прошептал: «Сама же гнала меня сегодня, проснулась ни свет ни заря, отец, мол, ждет,

охотиться уговорились. А так, думаешь, я бы оттуда встал? – он кивнул на широкую лавку.

«Да никогда в жизни, милая. А ну, рот открывай, - он зачерпнул ложкой из горшка и

Василиса, смущаясь, сказала: «Да я бы потом, опосля тебя».

- Ну, уж нет, - он и сам попробовал. Утки, тушеные в печи с диким луком и черемшой, были

хороши, и Григорий лениво подумал: «Ох, сейчас бы водки стаканчик, а потом ставни

закрыть, Василису на лавку отнести, и пусть оно там хоть огнем гори. Нет, - мужчина

вздохнул, - надо на кузницу, а потом бревна для мельницы тесать. Ну, ничего, вечером».

- Я, как приберусь, пойду рыбачить, - будто прочитав его мысли, сказала жена. «Соль у нас

есть, к вечеру как раз рыба хорошая будет».

- Вот как вернусь, - сказал Григорий, доев, - так на Туре, в том месте тихом искупаемся,

ладно? А потом рыбы твоей отведаю. Ну и еще кое-чего, - он ласково погладил жену пониже

спины.

- Баню бы срубить, - вздохнула девушка, сметая со стола кости от уток.