o c24ec28d571a6d65

убивали дона Писарро, он еще успел начертить на камнях пола крест – своей кровью. И

вскричал: «Где мой верный Родриго, пусть принесет мне меч!». А я был на побережье, не

успел…, - старик уронил голову на грудь и замолчал.

Эстелла перекрестила его, и, спустившись вниз, раскланиваясь со знакомыми, пошла по

узкой, с нависающими над дорогой балконами, улице, лавируя среди груженых мулов – был

базарный день.

На патио было прохладно, птицы прогуливались по каменной кромке большой чаши со

свежей водой. Жена вице-губернатора, - худая, суетливая, - усадила Эстеллу в плетеное,

индейской работы кресло, и сказала:

-Да хранит вас пресвятая дева Мария, донья Эстелла. Вроде помогает ваше снадобье-то, -

женщина покраснела, и, оглянувшись вокруг, пробормотала, - уже в жар-то меня не бросает

всякий раз, как раньше.

-Ну, вот и пейте, - Эстелла улыбнулась и развязала атласный мешочек, что висел у нее на

руке: «Я для вашей дочки мазь принесла, как и обещала».

-Позови донью Каталину, - велела женщина индейской служанке, что принесла вербеновый

лимонад и бисквиты.

Полная, смуглая девушка присела и, покраснев, сказала: «Спасибо, донья Эстелла». Та

бросила взгляд на сочные, с белыми головками прыщи, что красовались на лбу и

подбородке подростка, и, вздохнув, улыбнулась: «Смазывай два раза в день, и чаще бывай

на солнце».

-Она и так вон какая темная, - озабоченно сказала мать, когда Каталина ушла. «Конечно,

замуж бы ее выдать, и с кровями бы тоже тогда наладилось, но ведь только шестнадцать

лет…

-Хотите, мой муж ее посмотрит? – Эстелла отпила лимонада. «Конечно, при вас…».

Женщина задумалась. «Лучше дона Диего врача не найдешь – хоть все колонии обыщи, но

Каталина, наверное, будет стесняться. Я поговорю с мужем, когда он вернется. Он сейчас на

этих новых серебряных рудниках».

-Богатые промыслы? – невзначай поинтересовалась Эстелла.

-Очень, - ответила женщина. «Он сейчас как раз налаживает перевозку серебра оттуда в

Кальяо, организует охрану. Надо мне вас пригласить на обед, когда он приедет – так

интересно будет послушать!».

-Я вам буду очень благодарна, - искренне ответила Эстелла.

Когда она уже поднималась, чтобы уходить, жена вице-губернатора ласково взяла ее за руку

и сказала: « Моя дорогая, я хочу, чтобы вы знали – я вас всем, всем ставлю в пример.

-Я говорю: «Вот, посмотрите на донью Эстеллу, она настоящая христианка, истинная дочь

святой церкви. Вы же знаете, милая, не хуже меня – есть женщины, которые третируют

индианок, ни во что их не ставят, и детей – бедных, невинных детей, - тоже обижают. А вы

возитесь с Хосе, как будто он вам действительно сын, - женщина вдруг осеклась и,

покраснев, пробормотала: «Простите, я не подумала…»

-Ну что вы, - нежно отозвалась Эстелла, - все в порядке. А дети – они ведь действительно –

просто дети.

Она ушла, чуть покачивая стройной, красивой спиной, а женщина, глядя ей вслед, грустно

сказала: «Хорошо, что у моего все ублюдки выходят девочками. Я бы не пережила, если бы

он предпочел родному сыну – незаконного ребенка. Впрочем, Эстелла же не может рожать,

ей легче, наверное».

Хосе играл на дворе с котятами. Он подбежал и потерся головой – с жесткими, черными,

материнскими волосами, - о руку Эстеллы.

-Я тебе бисквитов принесла, - улыбаясь, сказала та. «Только сначала – поедим. Мама на

рынке?»

-Ага, - кивнул Хосе. «Папа сказал, что на обед поросенка хочет, она пошла покупать».

-Поросенка, - иронически улыбнулась Эстелла.

Обедала она у себя в комнате, одна, а потом Хосе постучался к ней: «Пора заниматься!».

Эстелла слушала, как он читает Псалмы, когда дверь чуть приоткрылась. Муж стоял на

пороге. «Мы спать идем, - сказал он, - Мануэла устала сегодня. Уложишь его? – он кивнул на

сына.

Бесстрастное лицо индианки, что стояла чуть позади ее мужа, было спокойным , даже

ресницы ее не вздрагивали. Эстелла посмотрела на уже заметно выдающийся вперед живот

женщины, и сказала: «Да, конечно».

Дверь закрылась, и вскоре из-за тонкой стены донесся мерный скрип кровати и женские

стоны. Эстелла сглотнула, мечтая заткнуть уши, и ласково сказала Хосе: «Вот, напиши еще

одну строчку, помолимся, да и в постель».

Мальчик на мгновение прижался теплой щекой к ее руке и стал писать.

Когда Хосе заснул, а в доме воцарилась тишина, Эстелла закрыла дверь своей комнаты на

засов, и, встав на колени, поддев половицу ножом, достала свои заметки. Она очинила перо

и стала шифровать – медленно, аккуратно.

Завтра ее уже ждали в Кальяо – с донесением.

Священник зашел в свою келью – маленькую, аккуратную, чисто выбеленную, и посмотрел в

окно. Над холмами, что отделяли город от океана, играл чудный – лазоревый, багровый, -

закат. Медный диск солнца опускался вниз, освещая дорогу серого камня, что вела отсюда в

Кальяо.

Колокола били к вечерне и священник, перекрестившись, встал на колени перед распятием

темного дерева.

Как всегда, он молился за ее душу.

-Я не могу, - сказал он тогда Джону,- яростно, жестко. Они сидели в таверне, при бойне –

здесь, в трущобах, за Тибром было безопасно.

-Он тебя ищет, - тихо ответил разведчик. «Он спрашивал в курии. Ты не иголка в стоге сена,