o c24ec28d571a6d65

сам сказал – хан, уезжая, ее, - мужчина кивнул на Федосью, - воинам отдал. Я воин, значит,

могу забрать ее, на сколь хочу».

Девушка молчала, надвинув на глаза платок, опустив голову.

-Садись, - мужчина поднял ее в седло. «Со мной поедешь».

Татарин выругался им вслед, и, подняв халаты, поплелся с ними обратно к юртам.

-Ты кто? – тихо спросила Федосья, уперев глаза в холку коня.

-Кутугай меня зовут, - мужчина пришпорил лошадь. Федосья поежилась, запахнув

потрепанный халат, и, оглянувшись, увидела, как исчезает за холмами стан Кучума.

В распадке стояла старая, потрепанная юрта. Табун лошадей – небольшой, - пасся

неподалеку. Кутугай ссадил Федосью на землю, - он был маленького роста, не доставал ей и

до уха, и сказал: «Вот, тут я живу».

Девушка посмотрела на закопченные котлы, что валялись вокруг кострища, и спросила: «Ты

Кучума воин?».

-Ты тут пока прибери все, - Кутугай кивнул на посуду, - там, - он указал за холм, - ручей есть, воды принеси. Уже холодно, я костер в юрте разожгу, и спать пойду, - вон, - он кивнул на

висящую у входа в юрту связку уток, - приготовь, потом меня разбудишь.

-Мука есть у тебя? – Федосья засучила рукава халата. «Я бы лапшу сделала, вкусно».

-Зерно есть, там, - Кутугай указал на юрту. «Я сегодня до рассвета еще встал, охотился,

устал я». Он обернулся, поднимая кошму, и, улыбнувшись, сказал: «Я сам по себе кочую.

Бывает – с Кучумом, бывает – один. Степь большая, места всем хватит».

Федосья отчистила котлы песком и золой, и, найдя мешок с зерном, принялась растирать его

на плоском камне.

«У него лошади», - внезапно подумала девушка. «Отсюда бежать можно, только вот куда?

Мы уже далеко от Тобола, я и дороги к нему не найду. И холодно, зима совсем скоро, снег

вот-вот ляжет». Она посмотрела на свои ноги - в потрепанных, разбитых сапогах, и

вздохнула. «Ну, куда я с дитем-то в чреве пойду, в мороз. А оставаться тут нельзя – Кучум

сказал, что недели через две вернется. Вот и уйти бы мне, пока нет его – не спохватятся, а

там пусть ищут, я уже далеко буду».

Ощипанные и выпотрошенные утки варились в котле, когда Кутугай, зевнув, поднял голову.

-Пахнет хорошо, - сказал он, усаживаясь у костра. «Пойди, - он пошарил рядом с собой, и

кинул Федосье бурдюк, - кобылу подои, молоко свежее будет. Ты кымыз делать умеешь?»

Девушка кивнула. «Там, - Кутугай кивнул на вход в юрту, - в сабе закваска, кобылу сегодня

пять раз доить надо, а потом сбивать начинай. И жеребенка к ней сначала подпусти, -

крикнул он вслед девушке, - а то не дастся она тебе!»

Вернувшись, грея руки над костром, Федосья протянула Кутугаю бурдюк, и, робко

улыбнувшись, сказала: «Мне там, - она кивнула в сторону стана Кучума, - говорили, что

кымыз вкуснее, коли конский жир в него положить, есть у тебя?»

-Соленый есть, да, там, в мешке кожаном, что с сабом рядом висит. И масла сделай потом, -

велел Кутугай, - а то сейчас бы к утке добавили, жирнее было бы». Он облизал пальцы, и

сказал: «Ну, все, можешь доедать».

Федосья потянулась за костями, что лежали на дне котла, и стала их обсасывать. «Завтра

барана зарежу, - сказал Кутугай, - надо будет мясо повесить сушиться, а то скоро на юг

двинемся. Ты котлы помой, и приходи, лягу с тобой, - он внезапно улыбнулся, и добавил:

«Женой моей будешь».

Девушка застыла, с котлом в руке, опустив глаза. «Ты не знаешь, верно, - Федосья

почувствовала, что краснеет, - со мной Карача был, и Кучум тоже».

-Знаю, - безразлично ответил Кутугай, и Федосье показалось, что его глаза заиграли

искорками смеха. «Мне какое дело кто с тобой до меня был? Сейчас ты моя жена, и так

будет. Вон, - он кивнул на ее выступающий из-под халата живот, - ты дитя носишь, как

родишь, - то мое дитя будет. И потом мне сыновей еще родишь. Мне много детей надо, - он

рассмеялся, - земли на всех хватит. Ну, иди, работай».

-Лицо закрывать мне? Ну, как выхожу, – тихо спросила Федосья.

-Да зачем? – удивился татарин. «Тут нет никого, степь же вокруг».

Михайло Волк приставил к глазам ладонь и всмотрелся в лесную опушку, на которой стояло

несколько чумов. «Правильно Ермак Тимофеевич указал-то, - пробормотал юноша.

Он спешился, и, привязав лошадь к дереву, крикнул: «Ньохес, гостей-то принимай!».

Остяк высунул голову из чума и широко улыбнулся: «Курэп ёт, приехал все же!»

Михайло усмехнулся, вспомнив, как тогда, в горнице, уже крепко выпив, остяк сказал: «Вот,

ты, значит, Волк. А я Ньохес, это такой зверь, маленький, мех у него красивый».

-Соболь! – обрадовано сказал Михайло.

-Соболь, соболь, - закивал остяк.

В чуме было даже жарко – так, что Михайло сбросил стеганый, теплый армяк, и шапку. «Вот,

- сказал он, роясь в седельной сумке, - я тебе, как обещал, водки привез…

-Водка хорошо, - порадовался Ньохес и махнул рукой выглядывающей из-за полога жене.

-Оленя вчера забили, - сказал Ньохес, выставляя берестяной туесок с икрой. «И рыба

хорошая, свежая». Михайло разлил водку в привезенные оловянные кружки и сказал: «Ну,

твое здоровье!».

-Еще вот, - Волк протянул остяку кинжал в красивых ножнах. «Возьми, подарок».

-Хорошие подарки привез, Курэп ёт, - испытующе глянул на него остяк. «Я тебе меха дам,

икры тоже».