o c24ec28d571a6d65

Дыхание сразу перехватило, и Василий, замолотив руками и ногами, вспомнив, как летом

Волк учил их на Туре, попытался добраться до края льда.

«Ухвачусь, вылезу, и добегу до ворот-то, - подумал он. «Там печка, водкой разотрут, все

хорошо будет».

Толстый стеганый армяк пропитался водой и тянул его вниз, в бесконечную, черную

пропасть.

Вася, было, уцепился онемевшими пальцами за край проруби, как почувствовал еще более

сильную боль – сафьяновый сапог на меху стоял прямо на его руке. Юноша еще успел

увидеть, в пурге, красивое, усмехающееся лицо воеводы. Чулков оттолкнул юношу на самую

середину воды, и подумал: «Пущай кричит. Тут так ветер завывает, что ничего не слышно».

Он подождал, пока посиневшие губы не прекратят хватать воздух. Когда тело чуть

закачалось на воде, Чулков повернулся и пошел прочь. Его следы тут же заметал снег, и

вскоре лед стал таким же, как и был – свежим, бесконечным, пустым.

Труп медленно вертелся, повинуясь движению ветра, и вскоре широко открытые, мертвые

глаза подернулись коркой льда.

-И что же, не спасти его никак было? – Чулков озабоченно посмотрел на синее, застывшее

тело утопленника, что лежало на половицах в пустом амбаре, и вздохнул: «Ну, вечная

память рабу божьему Василию».

- Да как же, спасти, - ответил кто-то из дружинников. «Уж как спохватились, что он не

вернулся, почти полночь была».

- Ну, так вот, - воевода распрямился, - отныне никто один на охоту, али рыбалку не ходит –

только вместе с товарищем, чтобы такого не было более.

- Батюшку ж, наверное, привезти надо, - спросили у Чулкова. «Ну, из Тюмени».

- У батюшки и так дел много, не след его с места-то страгивать, сами похороним, -

распорядился воевода. «А вдову его привезите, как это – мужа в последний путь не

проводить. И того кузнеца, как его…

- Григория Никитича, - спокойно сказал Волк, рассматривая руки умершего.

- Да, именно. Его тоже, нам кузницу уже надо ставить. Ну, за работу, - подогнал Данило

Иванович дружину, - как вдова приедет, так похоронами и займемся.

- Выбраться он хотел, вон, следы на пальцах, - указал Волк. «Умел бы плавать – не потонул

бы».

- Да, - ответил Данило Иванович, и, взглянув в голубые, внимательные глаза Михайлы,

перекрестившись – вышел из амбара.

-Даже и блинов не сделаешь, - вздохнула Федосья, вытаскивая кочергой из печи противень с

пирогами. «Эти еще кое-как удаются, а для блинов масло нужно, где ж его без коров взять?

А что за Масленица без блинов-то?

- Икры, зато вдосталь – заметила Аграфена, потянувшись ложкой к горшку.

- Да икры у нас тут – хоша всю крепостцу засыпь, - Федосья стала оделять подружек

пирогами с рыбой. «Нет, нет, надо, чтобы коровок нам пригнали, а то вон – она кивнула на

Никитку, - вырастет он, и даже молочка не похлебает.

- Оленьего молока можно, - заметила Василиса, надкусывая пирог. «Что ты туда кладешь,

что они у тебя вкусные такие? – удивилась девушка.

- А я, как летом медвежий лук собрала, - объяснила Федосья, - так заквасила его. Холода

начались, он у меня в амбаре и стоит, цельный бочонок. Если с обозом еще, каких семян

привезли, уже и огороды по весне можно закладывать.

- А что сие – огород? – спросила Аграфена.

- Ну, там капусту сажают, лук, чеснок - Федосья стала загибать пальцы, - огурцы тако же.

Огурцы солить можно, капусту – квасить. А то вон сейчас – Пост Великий, опять на одном

хлебе сидеть будем».

- У нас, кроме ягод и лука медвежьего и не растет ничего, - грустно сказала Аграфена. «Я

вон хлеб попробовала, только повенчалась когда».

- Завтра уж в церковь пойду, - улыбнулась вдруг Василиса. «Прошел у Никитки животик-то,

теперь гулять можно, на Туру, а, может, и батюшка с матушкой приедут, а то, как после

родов его видели, так с тех пор и не навещали нас, кочуют. Ну, Пасха уж скоро,

встретимся».

- Хоша б Вася скорее вернулся, - вздохнула Аграфена. «А то скучно, даже и готовить не

хочется, не для кого. Сидишь в чистой избе, и думаешь – как он там, кто ему обедать-то

подаст, кто одежу починит?»

- Вона, Василисе у нас хорошо, - усмехнулась Федосья, - и муж рядом, и сын, есть чем

заняться. А ты, Груня, ежели хочешь, еще ко мне ходи – у батюшки-то не всегда время есть,

а я тебя и читать, и писать обучу».

- А что травник твой? – спросила Василиса, давая дитяти грудь.

- Пишу, - вздохнула Федосья. «Работы-то много, травы тут не те, что на Москве, мне хоша и

рассказали кое-что, когда я с батюшкой кочевала, а все равно – надо ж все попробовать,

настои сварить, сие дело небыстрое».

- Как покормишь его, - кивнула Аграфена на ребенка, - пойдем на реку, посмотрим, ино

чучело сегодня делать зачали, заради Масленицы?

- Только приберем тут все сначала, - строго сказала Федосья, - а то, как тесто творили, все

горшки выпачкали.

Яков Чулков внимательно посмотрел на Григория Никитича и усмехнулся.

- Ну что, кузнец, видишь – в Тобольской крепостце ждут тебя, там им все поставить надо,

людей обучить. Тут-то есть, кому заменить тебя?

- Да есть, - неохотно ответил Гриша, смотря мимо наместника, в красный угол, где горела

лампадка перед иконами. «Они, конечно, не мастера еще, но на недолгое время – сгодится.