Аграфена перекрестилась, и, вздохнув, сглотнув, пригубила водку, сразу же закашлявшись.
- Вы ее залпом, Аграфена Ивановна, - посоветовал воевода. «Водочка хорошая, московская,
и сразу икрой ее заешьте – он показал на горшок. «Вы уж не обессудьте, женской руки нет у
меня в избе, холостяком живу,- он вздохнул.
Девушка выпила и сразу раскраснелась. «Ровно мак, - усмехнулся Чулков, и вслух сказал:
«Еще по одной, Аграфена Ивановна, так принято, не след нам старые заветы-то нарушать».
После второго стаканчика девушка вздохнула и сказала, так и не поднимая глаз: «Уж не
знаю, ваша милость, как мне благодарить-то вас, за заботу».
«Да уж понятно, как, - подумал воевода, наливая вдове третий стаканчик: «Поговорить я с
вами хотел, Аграфена Ивановна. Сами ж видите, живу я один, прибраться у меня некому,
еду приготовить – тако же, трудно это, все ж домой возвращаться к теплу хочется».
Она молчала, - долго, - а потом робко спросила: «По хозяйству вам помогать надо? А где
жить-то мне, изб у вас не срублено пока, а в общей, с мужчинами, невместно. И чум не
поставить мне, оленей тут нет поблизости».
- Да зачем чум-то, Аграфена Ивановна? – удивился воевода. «Тут обитать и будете».
Девушка, наконец, подняла голову и взглянула на него. В свете свечей ее глаза вдруг
заиграли золотыми отблесками.
- Как это? – чуть слышно спросила она.
- Ну, - Данило Иванович помолчал, - врать не буду, в хозяйки я вас взять не могу, жена у
меня есть, венчанная, Богом данная. А в подхозяйки – милости прошу. Мужик я крепкий,
недавно на четвертый десяток всего лишь перевалил, опять же – воевода царский, жить при
мне будете сытно.
А как жена моя приедет - я вам особую избу срублю, тут, на дворе. Ежели детки у вас
народятся – тоже заботой своей не оставлю, в люди выведу, все ж кровь моя. Ну, так как,
Аграфена Ивановна, согласны вы?».
Девушка сцепила тонкие пальцы, и, чуть вздохнув, подумала: «А, может, жена его помрет
еще. Тут у нас с непривычки-то тяжело. Он тогда со мной повенчается, раз я при нем уже
буду». Она искоса взглянула на воеводу: «Красивый он. И взрослый, надежно с ним будет.
Если б я, хоть с дитем после Васи осталась, а так..., - Аграфена еле слышно сказала:
«Ежели надо, я сейчас со стола убрать могу».
Данило Иванович улыбнулся, и, встав с лавки, чуть провел пальцами по ее склоненной,
смуглой шейке: «Да уж с утра уберешь, Груня».
Аграфена, было, принялась стягивать с головы платочек, но воевода ее остановил: «Ты ж,
Груня, небось, и на кровати-то никогда не спала?».
- А что это – кровать? – удивленно спросила она.
- Вот сейчас увидишь, - пообещал ей Данило Иванович.
Уже в опочивальне она вдруг приподнялась на локте и озабоченно сказала: «Иконы же».
- Ах ты, праведница моя, - воевода, потянувшись, закрыл образ Спаса Нерукотворного своей
рубашкой. «Ну, - прошептал он, приникнув к ее нежному ушку, раздвигая ей ноги, - сейчас и
проверим – на совесть-то мне кровать сколотили, али нет».
Василиса зашла в избу Федосьи, и, оглянувшись вокруг, сказала спящему в перевязи
Никитке: «Убраться-то надо, а то подруженька вернется, мяса мне принесет, а в избе у нее –
запущено».
Она расстелила на полу шкуру, и аккуратно опустила туда дитя. Мальчик даже не проснулся,
только чуть почмокал сложенными губами.
Девушка вздохнула и посмотрела на пыльные лавки. «Гриша рассказывал, за Большим
Камнем-то колодцы есть, - вспомнила она. «Вот бы и нам такой вырыть, а то сейчас склон
обледенел весь, тяжело-то с полным ведром по нему взбираться».
- Я сейчас приду, - сказала она спящему Никитке. «Водички наберу, и сразу приду. А потом
Федосье Петровне избу помоем и погулять пойдем, хорошо?».
Мальчик чуть вздохнул и заснул, казалось, еще крепче. Василиса подхватила деревянное
ведро, и выбежала на улицу.
- Только б не заплакал, - подумала она, спеша к реке. «Еще и меня рядом не будет,
испугается ведь. Ну, ничего, падать ему там некуда, ничего. Зимой следующей уж и ходить
начнет, медвежонок мой».
Девушка опустила ведро в холодную, черную гладь воды, и, рассматривая свое отражение,
вдруг улыбнулась: «Хоша бы Гриша скорее приехал, соскучилась я уже. Права Федосья –
без мужа и спится плохо, хоть и Никитка под боком, а все равно – одиноко».
Она удобнее подхватила ношу и стала медленно, осторожно подниматься по скользким
ступеням деревянной лестницы, что вела в крепостцу.
«Вернулись, никак? - Яков Чулков приостановился, заметив приоткрытую дверь, что вела в
избу Федосьи Петровны. «Как это охранники их пропустили, я ж велел – как зайдут в
крепостцу, так немедля меня известить. Вот же разленились тут все, и вправду – даже если
Кучум тут с войском появится, не приведи Господь, так они его не заметят».
Он чуть стукнул в дверь и прислушался. В избе было тихо. Яков Иванович медленно толкнул
ее и увидел спящего на полу горницы ребенка.
- Ну-ну, Василиса, - усмехнулся он, шагнув через порог, - вот ты мне и попалась. А Федосья
Петровна, смотрю, охотится еще. Ну, пущай птицу бьет, как вернется с батюшкой своим –
все равно от меня не уйдет».
Он прислонился к стене и стал ждать, вычищая кинжалом ногти.