o 8b191ad8675a2039

- Помнишь ли ты, каков я раньше был? – спросил его юноша. «Всех срамных девок на

Москве изведал. Так я тебе расскажу – как вернулся я из Кириллова монастыря, так и

пошел дорогой известной. И не смог.

Никогда еще такого со мной не бывало. Девка меня на смех подняла, избил я ее в кровь, а

все равно – ничего». Матвей опустил лицо в ладони и тихо продолжил: «Стыдно мне, а ты

это знать должен».

- Иди сюда, - сказал царь, прикасаясь губами ко лбу юноши. «Что ты мне это рассказал – во

мне оно умрет, не бойся».

- Иван, - тихо сказала Анастасия, глядя на широкую спину мужа. Они лежали в огромной

царской кровати, и женщина, натянув на себя парчовое, с меховой оторочкой одеяло,

прижалась к царю, обняла его сзади.

- Чего? - засыпающим, сонным голосом сказал царь.

- Иван, а правду ль говорят, что Прасковья Воронцова разум потеряла? – царица поежилась.

- Да, - зевнул ее муж. «Совсем она плоха, не узнает никого».

- Может, пусть ее в монастырь сошлют, чего ее казнить-то? – неуверенно сказала Анастасия.

«Степана, понятное дело, на кол посадить, а Прасковья-то, мнится мне, пусть кается да

грехи семьи своей замаливает».

Царь хотел что-то сказать, но сдержался и повернулся к Анастасии.

- Ох, и добрая ты баба, царица, - усмешливо сказал он. «Поучил я тебя, дуру, на днях, а ты,

смотрю, и забыла уже. Еще по щекам получить хочешь?».

Он насладился страхом, заплескавшимся в глазах жены, и грубо обнял ее.

-Тебе ж нравится», - сказал ей Иван на ухо. «Ты, небось, и на казнь Воронцова побежишь

смотреть, а, Настасья? А апосля казни будешь вся мягкая да покорная, я ж помню, как ранее

бывало».

Царица только втянула в себя воздух и сжала зубы.

- Нравится, - удовлетворенно протянул Иван Васильевич. «Всякий раз, как бью я тебя, так ты

потом ровно масло. Хочешь глянуть, как подругу твою кнутом полосовать будут?»

Анастасия только кивнула головой.

- И как ноздри ей рвать будут? И как клеймить железом раскаленным? – Иван вгляделся в

лицо царицы и покачал головой: «Ну что с тобой делать, коли хочешь ты? Придется

уважить».

- Так ты же и сам того желаешь, - приникнув к губам мужа, ответила царица. «Что, неправду,

что ли, говорю?»

- Правду, - сказал Иван, и, оставляя синяки на нежных плечах царицы, рывком развернул ее

к себе спиной.

- Не двигайся, - прошептал он ей. Анастасия только и успела, что закусить зубами угол

подушки.

- Вот как родишь, - сказал ей Иван на ухо, - тут-то ты у меня с кнутом и повстречаешься,

Настена».

Царица застонала – низко, протяжно, долго.

В ближней опочивальне, услышав этот стон, заплакал – тихо и безнадежно, - Матвей

Вельяминов.

Степан Воронцов улучил момент, когда Басманов обернулся за очагом, и, резко встав,

опрокинул стол. Окольничий растерялся, и юноша, схватив его за горло, прижал Басманова к

затоптанному полу.

- Тихо, сука, - сказал ему Степан, быстро поднося к лицу Басманова горячие клещи. «Будешь

верещать – рожи всей лишишься, да и жизни тоже».

- Не губи, - прошептал Басманов. «Я тебе золота дам, сколько захочешь».

- В глотку себе его заткни, тварь, - Степан плюнул в Басманова. «Где родители мои, Марья

где?»

- Сестру твою вона на кладбище свезли, еще вечером, а батюшку вслед за ней – царь Иван

его охолостил железом раскаленным, он и кровью истек, - торопливо сказал Басманов. «А я,

Степа, вот те крест, я батюшку твоего даже пальцем не тронул».

Степан бросил один взгляд на окольничего и тот затрясся в страхе: «Правду, правду я

говорю, не бери грех на душу, Степа».

-Мать моя где? – Степан сильнее сжал шею Басманова.

- В подвале, разум у ней помутился.. – прохрипел окольничий. «Царь язык ей вырвал,

помирает она».

- Ключи – коротко сказал Степан.

- Царь с собой в Кремль увез, - Басманов стал хватать ртом воздух.

- Врешь, - Степан поднес к его глазам клещи. «Сейчас выжгу тебе все лицо-то».

- Не вру я, Степа, - окольничий заплакал. «Нет у меня ключей, нет!»

Степан перевернул Басманова, и, прижимая его коленом к полу, снял с себя рубашку.

Разодрав ее, он впихнул в рот окольничему кляп, связав его по рукам и ногам.

- Помнишь очаг-то, Алексей Данилович? – спокойно спросил Степан. «Коим пугал ты меня?

Так сам сейчас его попробуешь».

Он на мгновение прижал лицо Басманова к раскаленной сетке. Запахло паленым мясом и

волосами. Окольничий завыл, заглушаемый тряпкой во рту.

- Чтобы помнил обо мне, - Степан бросил Басманова на пол, и, вскочив на окно, вдохнул

холод осенней ночи.

Юноша прыгнул на спину какой-то кляче, стоявшей на дворе, и, нагнувшись к самой ее холке,

перескочил через низкий забор Разбойного приказа.

-Федосья! – женщина медленно выплывала из сна. «Федосья!»

Ей снился дом на холме над просторным, темным, северным морем. Волны бились о

каменистый, обрывистый берег, низкие тучи вереницей шли на юг, вокруг не было никого и

ничего – только дальние горы на горизонте, только поросшая вереском равнина, только

ветер и огонь в очаге.

В этих снах Марфа была уже почти взрослой, в этих снах у Феодосии были еще сыновья и

дочери. С темными волосами, как у Федора, или со светлыми локонами, как у нее,

синеглазые и сероглазые дети. В этих снах она чувствовала, как поет ее тело, как