o 8b191ad8675a2039

-Да тебя на весла посади, ты через пару взмахов загнешься, – тихо, елейно прошептал

окольничий. «Не похоже на то, чтобы ты грести-то умел. Кто в лодке-то был, кроме тебя, а,

боярин? И куда та лодочка плыла, а? Ты ответь нам, откройся».

- Дак государь,- Марья отодвинулась от ласкающей ее лицо руки и забилась в самый угол

кресла, «исполнить-то я исполню, однако же…

- Ну, - усмехнулся Иван, «раз уж сказала, так слова свои теперь обратно не заберешь, Марья

Михайловна».

- А что надобно-то от меня? – осмелев, спросила девушка.

-Встань-ка, - приказал ей царь. «Ты забыла, что ли, куда пришла? Перед кем сидишь?»

Марья испуганно поднялась и склонила черноволосую голову. Не смея поднять глаз, она

внезапно почувствовала рядом с собой чужое дыхание. Холодная, безжалостная рука взяла

ее сзади за шею и пригнула голову еще ниже.

- Больно, - прохныкала Марья, не смея высвободиться из ровно выкованных из железа

пальцев царя.

- Это ты еще истинной боли не ведывала, - Иван резко, - девушка только охнула, - дернул ее

голову вверх. Марья увидела его жесткое, сухое лицо – ничего не было в желтоватых глазах

царя – ни тепла, ни сожаления.

Он взялся обеими руками за парчовый ворот ее опашеня и с треском разорвал его – до

пояса, так что показалась кружевная сорочка, едва прикрывавшая грудь.

Матвей, стоявший за бархатной завесой в углу, было, закрыл глаза, но тут же – увидев, как

повернулся в его сторону царь, заставил себя распахнуть их широко – так, чтобы видеть все,

что творилось сейчас - с его ведома, и согласия.

- Ну, так ежели ты сам на веслах был, боярин, - пока поверим тебе, - куда ты греб-то, а?

Ты прямо стой, прямо! – Басманов обошел Башкина сзади и ударил его сапогом по икрам.

«Что это у тебя ноги подгибаются? Боишься?»

Федор увидел, как Матвей Семенович, сдерживаясь, прокусил губу, - алая струйка крови

испачкала его русую, свалявшуюся бороду.

- Это мы с тобой еще просто так говорим, боярин, - свистящим шепотом сказал ему

Басманов. «По-дружески говорим, ну, как если бы мы за столом одним сидели».

Башкин облизал окровавленные губы, но смолчал.

Марья задыхалась, прижатая к кровати телом царя. Она пыталась закричать, но платок,

который он ей засунул в рот, мешал ей даже дышать.

- А ну тихо, - Иван чуть приподнялся и с размаха ударил ее по лицу – так, что в голове у

Марьи загудело, и глаза наполнились слезами. Царь внимательно – как будто изучая, -

посмотрел на нее, и ударил еще раз – посильнее.

- Господь что нам велит, - сказал он наставительно, срывая с Марьи сорочку, - она пыталась

сопротивляться, но Иван так выкрутил ей руки, что девушка могла только тихо стонать от

боли. «Господь нам велит – ударят тебя по одной щеке, так ты другую подставь. Так что

терпи, Марья, ибо это есть воля господня».

- Нет! – девушка изловчилась и вонзила зубы в царское запястье. «Оставь меня, сие грех

великий!»

Иван зашипел от неожиданного укуса и с размаха ударил Марью кулаком в лицо. Из

треснувшей губы закапала кровь на белоснежную кожу, на шелковые простыни.

- Крови возжаждала? – тихо спросил ее Иван. «Не хочешь по-хорошему, так будет по-

плохому!»

- На усадьбу греб, - тихо, еле слышно сказал Башкин.

- Твоя ж усадьба в тридцати верстах вниз по реке. Не сходится у тебя, Матвей Семенович, -

с нарочитой грустью сказал Басманов. «Не обойтись тебе было без помощника».

- Может, он не к себе на усадьбу-то монаха вез, - небрежно сказал Федор. «Мало ли у него

дружков с владениями приречными – там и спрятал Феодосия».

- Вот молодец ты, боярин, - обрадовался Басманов. «И, правда, же, куда как легче верст за

пять, скажем, убечь. Ну что ж, Матвей Семенович, благодари боярина Вельяминова – он

умом остер, за что тебе сейчас выйдет передышка, пока мы друзей-то твоих и поспрошаем

– у кого из них усадьбы на реке».

Федор вышел из душного подвала на прохладную, ночную улицу и привалился лицом к

стене. «Пущай ищет Басманов», - подумал он. «Вдоль реки Москвы поместий много – хоша

по течению, хоша и против него. А Матвей Семенович хоть мучиться не будет, пусть и

недолгое время».

Даже в самых страшных снах не могло привидеться Марье такое. Мать, хоть и говорила с

ней о делах брачных, хоть и перешептывалась девица с молодыми замужними подружками,

но представлялось ей совсем иное – мужья с женами были ласковы, терпеливы, не

принуждали их к тому, что творилось сейчас на огромной царской кровати, под высокими

сводами опочивальни, что казалась Марье пыточным подвалом.

Ее тело все было испещрено синяками и ссадинами, голова невыносимо болела после того,

как царь, разгневавшись, бил ее чем под руку попадется, разбитые, искусанные губы еле

шевелились. Она забилась в угол кровати, сжавшись вся в комок, оставляя за собой потеки

крови на простынях.

Иван намотал ее волосы на руку и больно дернул, так, что у нее брызнули слезы из глаз. Он

стащил ее с кровати, и, связав руки поясом, пригнул к столу. Марья почувствовала горящей,

распухшей от пощечин щекой холодную скатерть и подумала, что лучше бы ей и умереть

сейчас – хуже уже не будет.