-Ты моя любовь, - сказал он, глядя в серые глаза, где играли отсветы огня. «Мне все равно,
Марья. Ты как была счастьем моим, единственным, так и останешься – до конца дней моих.
Мне все равно».
Вороные, тяжелые волосы упали на плечи девушки, и Матвей нежно, осторожно снял с нее
шубу.
-Поцелуй меня, - сказал он. «Пожалуйста, Марья. Как тогда целовала».
Она робко подняла руки и положила ему на плечи. «Иди ко мне», - прошептал Матвей,
касаясь ее губ – от Марьи пахло морозом и свежестью. Она целовала его тихо, и Матвей
слышал, как она дышит – прерывисто, неглубоко.
-Разве бывает такое счастье? – едва слышно прошептала девушка и Матвей, вдруг, - она аж
ахнула, - подняв ее на руки, зарывшись лицом в ее волосы, ответил: «Бывает, Марья, с
любимым – бывает».
Она лежала, умостившись вся в его руках, и вдруг сказала, проведя ладонью по его лицу:
«Ты такую бороду отрастил, и не узнать тебя».
-Ну, счастье мое, - рассмеялся Матвей, - несподручно мне к цирюльнику ходить, в лесах
оных не заведено. А тебе не нравится? - озабоченно спросил он.
Марья вдруг широко, счастливо улыбнулась и шепнула ему на ухо: «Отчего же? Очень даже
нравится, ты ж сам слышал, как…, - она вдруг прервалась и, смутившись, замолкла.
-Я бы еще раз послушал, - Матвей стал целовать ее девичью грудь, спускаясь все ниже.
«Можно?» - он на мгновение поднял голову.
Марья почувствовала его губы, и, откинув голову, ответила: «Так бы вечно и лежала с
тобой».
-Ну, - Матвей помедлил, - ведь не только лежать можно…
-Покажешь? – томно спросила Марья.
-Как только вот тут закончу, - Матвей окунулся в ее влажную сладость, - так сразу и покажу,
любовь моя.
Он дремал, ласково обнимая спящую Марью, и вдруг открыл глаза – жизнь в лесу приучила
его ощущать время всем телом, самим существом своим.
-Пора тебе, - он поцеловал девушку в теплую щеку. Марья зевнула и, найдя его руку,
рассмеялась.
-Я быстро, - шепнул Матвей. «Совершенно невозможно тебя отпустить просто так, счастье».
Она перевернулась на бок и протянула ему губы. «Завтра», - сказал Матвей, прижимая ее к
себе. «Прямо с утра и приходи».
-Переночевать нельзя? – она вздохнула и застонала, - тихо, сдерживаясь.
-Нет, - он потерся о мягкое плечо. «Опасно это – мало ли кто заметит. Утром ждать тебя
буду».
Марья кивнула и выдохнула: «Да!»
Увидев темную фигуру на льду, Марфа забросала костер снегом и посмотрела на запад –
над лесом нависал багровый, низкий закат, огромное солнце медленно заваливалось за
деревья.
-Хорошо помолились, Марья Федоровна? – спросила она, помогая девушке выйти на берег.
- Очень! – глаза Марьи блестели, щеки раскраснелись, и она вдруг сказала: «Марфа
Федоровна, я есть хочу! Так бы цельного поросенка и съела сейчас».
-Ну вот как раз к трапезе домой и вернемся, - улыбнулась Марфа, выходя на тропинку, что
вела к усадьбе. «Дети как раз накатались, в снегу навалялись, на поварне сегодня блины
пекут, с икрой и поедим».
-Два десятка съем! – горячо проговорила Марья. «И еще чего-нибудь!»
-Ну и хорошо, - Марфа вдохнула морозный воздух и , раскинув руки, сказала: «Вот так
нагуляешься, потом поешь, и на перину – спишь сладко, ровно в раю!».
-Я завтра опять помолиться схожу, - зардевшись, опустив взгляд, призналась Марья.
«Доходна до Господа молитва сия, чувствую».
-Вот и славно, - Марфа ласково посмотрела на девушку. «Пока у нас гостите, ходите,
матушка Марья Федоровна, хоша каждый день. Дорогу знаете теперь, можете и сами».
-Да, конечно! – Марья обернулась на озеро и нежно сказала: «Хорошо там, в скиту, не
сказать как».
Марфа только улыбнулась, и, взглянув на близкие ворота усадьбы, сказала: «Ну, вот, сейчас
прямо и за стол!»
Девушка вдруг приостановилась, и, набрав в ладони снега, подкинула его вверх. «Как
красиво!», - сказала она, глядя на блестящие золотом заката хлопья. «Шалить хочется,
Марфа Федоровна! Так хорошо!».
Марфа, рассмеявшись, смахнула с меховой шапочки государыни снежинки и нежно обняла
ее. «Как я рада, что я к вам приехала!» - счастливо проговорила Марья, прижимаясь гладкой
щекой к лицу Марфы.
Та только, молча, погладила девушку по голове и проговорила: «Ну вот, и смеяться вам
понравилось, матушка Марья Федоровна».
-Очень! – расхохоталась Марья и пустилась бегом к усадьбе.
Марфа посмотрела на большой ломоть свежевыпеченного хлеба, что лежал на столе перед
Марьей Федоровной, и, потянувшись, отрезав кусок жареного поросенка, водрузила его
поверх.
-Ешьте, матушка, - ласково сказала боярыня, - Великий Пост скоро, там уж мяса с рыбой нам
долго не видать.
-А можно каши еще, Марфа Федоровна? – попросила государыня. «Уж больно вкусная она у
вас!».
-А это моя матушка покойная так готовила, - Марфа подвинула девушке глиняный горшок, -
сначала крупу в печи просушивала, а уж потом варила. Она тогда рассыпчатая получается,
ровно пух.
-Уже и в Москву сегодня, - девушка, погрустнев, подперла щеку рукой. «Так хорошо у вас,
Марфа Федоровна, и детки у вас славные какие – так бы и не уезжала от вас. В Кремле
пусто, только вот с Ириной Федоровной сидим, вышиваем, от Писания слушаем, али сказки
какие-нибудь. Ну, в церковь еще ходим, там все веселее»